Виктор Сутормин - Вокруг Кремля и Китай-Города

Тем временем русское войско, разделившееся на несколько отрядов, дабы покончить с остатками шведов, начало терпеть поражения, а 23 января близ замка Лоде в западной Эстляндии двухтысячный отряд шведских рыцарей наголову разгромил шестнадцатитысячное войско князя Мстиславского. Утрата пушек и знамён стала позором, но потеря обоза (более тысячи саней с продовольствием и зимней одеждой) означала невозможность продолжения военных действий.

Что могло утешить Ивана в этой череде неудач?.. Быть может, только старший сын.

Иван сделался очень похожим на отца – крутым нравом, быстротой в решениях, умом и жаждой плотских радостей. Ещё четыре года назад, чтобы пустить энергию 16-летнего сына в безопасное русло, Иван Васильевич женил его, определив в супруги Евдокию Сабурову, племянницу Соломонии, – но, не дождавшись внука через год, разгневался на невестку и по семейной традиции приказал ей принять постриг.

Время шло, и теперь 20-летнего Ивана уж точно пора было женить. Бездетным окажется и этот брак, и через три года в царской семье станет одной монахиней больше, но будущее сокрыто от обоих Иванов, и они старательно выбирают… Видимо, смотрины возбуждающе подействовали на царя, поскольку на свадебном пиру гости осушали чаши за здоровье не одной пары, а двух: сына с Феодосией Соловой и отца с Анной Васильчиковой.

Уж не знаю, показалась ли царю 17-летняя Анна похожей на кого-то из прежних жён, а может быть, Иван просто захотел совместить приятное с полезным: насладиться молодой плотью и заодно продемонстрировать всем, что даже в свои 44 года способен кого угодно за пояс заткнуть. Понятия «кризис среднего возраста» в те времена не существовало, но как ещё можно назвать происходившее с Иваном? Седина в бороду?.. Не прошло и полугода, как он удалил от себя Анну, и её место немедленно заняла другая женщина.

Про Василису, вдову Никиты Мелентьева, до нас дошло больше слухов, чем достоверных фактов. Якобы её предшественница была сослана в монастырь, а то и вовсе отравлена в результате интриг Василисы. А по другой легенде, Иван Василису уличил в прелюбодеянии и велел похоронить в одном гробу с полюбовником (версия неубедительная не только ввиду излишней мелодраматичности, но и потому, что в этой истории фигурировал Малюта Скуратов, уже два года как покойный). Ещё рассказывали, будто мужа Василисы зарезали опричники – но это означало бы, что вдова она не такая уж молодая, поскольку опричнину царь отменил тремя годами раньше.

Григорий Седов. Царь Иван Грозный любуется на Василису Мелентьеву, 1875

Как бы то ни было, необычайная привлекательность Василисы не вызывает сомнений, раз уж Иван ради неё отказался от своего обыкновения иметь дело с юными девственницами. Кроме опыта и сексуальности, новая наложница наверняка поражала Ивана норовистым характером, от чего он со времён Марии Темрюковны успел отвыкнуть. А Василисе терять было нечего: едва царю с ней станет скучно, отправит в монастырь… в лучшем случае. Но, как бы ему ни было с нею хорошо, на трон рядом с собою не посадит. Иван тоже осознавал всё это. Единственное, чем он уважил Василису Мелентьеву (а заодно и удовлетворил собственное стремление к порядку), – это вместе с ней помолился в одной из церквушек неподалёку от Кремля, прежде чем дать волю грешной плоти.

Отношения с Василисой могли бы оказаться долгими, но закончились всего через два года. Как сообщал один из сплетников той поры, однажды на пиру царь заметил её «зрящу яро» на оружничего князя Ивана Девтелева. В приступе ревности Иван Васильевич князя велел казнить, а Василису, по привычке, постричь в монахини. Версия достаточно правдоподобная, особенно если иметь в виду, что действительно некий князь Иван Тевекелев служил сначала в опричнине, а позже получил должность оружничего.

Многие реакции и решения Ивана, с точки зрения нашего современника, кажутся неадекватными. Но вряд ли такой взгляд может претендовать на объективность. Во-первых, в те времена люди многое воспринимали совсем не так, как мы: например, в существовании колдовства и порчи они даже не сомневались, а вот о таком понятии, как гуманизм, ещё и слыхом не слыхивали…

Если же говорить об Иване лично, то разве может не считать всех окружающих пешками человек, не помнящий в своей жизни даже дня такого, когда он не был царём? Способен ли остаться уравновешенным и милосердным тот, у кого отравили мать и три жены подряд? Сумеет ли он возлюбить ближнего, видя вокруг лишь вероломство и интриги?

Поставьте себя на его место и попробуйте сказать, что в его обстоятельствах вы поступали бы как-то иначе… Например, вы только что узнали о нависшей опасности – неведомой, но смертельной: прорицатели сообщают, что в году от рождества Христова 1575-м царя Московского ждёт смерть. Спрашивается, имеется ли у вас адекватное решение данной проблемы?

У Ивана оно нашлось. Как любитель шахмат (эта игра была запрещена церковью, но царь питал слабость к запретным удовольствиям, как телесным, так и умственным), он сделал ход очень естественный: если объявлен шах и ответный удар нанести некому, короля надо убрать с клетки, находящейся под боем. Как это сделать? Не быть царём Московским. Переждать в сторонке этот опасный год. Иван вызвал в Москву касимовского хана, крещёного татарина Симеона Бекбулатовича, и «царским венцом его венчал, а сам назвался Иваном Московским и вышел из города, жил на Петровке…».

Жаль, что в те времена не было шоу-бизнеса – с таким псевдонимом популярность на каком-нибудь «Радио Ямщик» была бы гарантирована. Перед тем как устроить шоу с переодеванием, царь «поработал на разогреве»: казнил кое-кого, дабы не возникло ненужного брожения в умах. Дальше пошло как по маслу: Иван вёл переписку в тоне верноподданного – «Государю великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом да с Федорцом, челом бьют», – при нечастых визитах в Кремль садился поодаль от государя, к боярам…

Но кто является фактическим властителем, а кто – номинальным, ни у кого не вызывало сомнений, равно как и ответ на вопрос, а вернётся ли благодетель на свой престол. Да что я объясняю, вы не хуже меня знаете, как это бывает, когда дружно аплодируют одному, а головы всё время повёрнуты в сторону другого.

Переждав почти двенадцать месяцев, Иван решил, что татарин сделал своё дело и может уходить. Симеона царь отправил в Тверь со званием великого князя Тверского, а сам вернулся на престол.

Но вернулся он другим человеком: перестал казнить, повелел по старым записям составить «Синодик убиенных»… Это не совесть в нём заговорила – просто Иван почувствовал, что пора о душе подумать: ведь тот, кто душу христианскую отправил на тот свет без покаяния, тем самым берёт на себя её грехи, а молодчики Малюты вряд ли кому-то давали помолиться, когда отправляли на тот свет.