Виктор Сутормин - Вокруг Кремля и Китай-Города

Для женщин, драться дубьём не обученных, существовала облегчённая версия поединка: противницы становились по разные стороны канавки с водой и, наклонив головы, хватали одна другую за волосы; по команде судьи начинали тянуть, и кто кого перетягивал, ту и признавали правой. (Уж не из этой ли юридической практики произошло выражение «судебная тяжба»?..)

Таких полей в Москве было несколько: у церкви Параскевы Пятницы в Охотном Ряду, у церкви Святого Георгия на Всполье и здесь, на берегу речки Неглинной. В этой маленькой церкви молились перед поединком, в ней же могли и отпеть того, кто Небесами был сочтён «повинным смерти».

Этот фундамент и несколько надгробий – всё, что осталось от церкви и погоста. Почти четыреста лет простоял храм, построенный в 1534–1538 годах и сломанный вместе с Китайгородской стеной. Точнее сказать, целых семь храмов, деревянных и каменных, сменяли друг друга на этой площадке, пока большевистские власти не навели свой порядок.

Почему памятник был установлен здесь, знают многие – совсем рядом, по другую сторону стены, располагался Печатный двор, где в 1564 году дьякон кремлёвской церкви Николы Гостунского Иван Фёдоров отпечатал первую русскую книгу.

Однако мало кому известно, что первая печатня на Руси просуществовала очень недолго.

Издание церковных книг поддерживали митрополит Макарий и сам Иван Грозный, поскольку экспансию католической церкви на восток сдерживать следовало не только силой, но и словом Божьим. Однако у нововведения имелись и противники – не будем забывать, что традиционным способом книги размножали монахи-переписчики, и продажа этих книг была для монастырей серьёзным источником дохода. Кроме того, переписывание церковных текстов – тоже своего рода акт веры, а тут предполагается священнодействие заменить вознёй со скрипучим станком… Да и не враг ли рода человеческого измыслил сие устройство?..

Едва умер митрополит Макарий, как у печатников начались проблемы: сначала пошли пересуды о нечистой силе, потом соседи перестали скрывать своё враждебное отношение, и кончилось дело тем, что на Печатный двор кто-то подпустил «красного петуха». Дьякон с подмастерьями, не дожидаясь чего похуже, бежали в Литву. «Зависть и ненависть нас от земли и отечества и от рода нашего изгнали в иные страны, неведомые доселе».

Памятник Ивану Фёдорову. Фото 1927–1932 годов из архива П. В. Сытина

Памятник Ивану Фёдорову был открыт в 1909 году, и эта история тоже весьма интересна. Некоторые историки утверждают, что Императорское Московское археологическое общество почти сорок лет собирало средства на установку памятника. Могли бы собирать и дольше, но остаток необходимой суммы внёс книгоиздатель Иван Сытин.

Первоначально проектом занимался Марк Антокольский, но у прославленного мастера работа как-то не заладилась, хотя в своё время выполненные им скульптурные портреты Ивана Грозного и летописца Нестора вызывали всеобщее восхищение.

Памятник Ивану Фёдорову. Конкурсные работы. Фото из Ежегодника Общества архитекторов-художников, 1907

Тогда провели конкурс, на который было представлено 28 работ. Члены жюри – художник В. Васнецов, историк В. Ключевский, скульптор М. Чижов, – раскрыв конверты с девизами, изрядно удивились: оказалось, что 1-е и 2-е места заняли работы одного человека, скульптора Сергея Волнухина, представившего на конкурс две модели.

Заслуживает упоминания тот факт, что 3-е место заняла работа Николая Андреева. Дело в том, что в Московском училище живописи, ваяния и зодчества Сергей Михайлович Волнухин преподавал, а Николай Андреев был одним из его учеников, так же как Анна Голубкина и Сергей Конёнков… Слава учеников затмила учителя, и Волнухин мог с полным основанием гордиться этим.

Открытие памятника Ивану Фёдорову. Фото из журнала «Искры»

Но день 27 сентября 1909 года, когда промокшее от дождя покрывало нехотя открыло людям бронзовую фигуру первопечатника, стал звёздным часом скульптора. Даже не потому, что за эту работу Петербургская академия художеств избрала Волнухина своим членом, а потому, что созданный художником образ стал более реальным, чем прототип. Ведь никаких портретов Ивана Фёдорова не сохранилось – но любой из нас представляет его сейчас именно таким.

И вот уже второе столетие памятник живёт собственной жизнью: его изображали на почтовых марках, возле него назначали свидания (помните сцену с Володей Шараповым и дамочкой из банды «Чёрная кошка»?..), вокруг кипела всяческая торговля… Сначала это были лотки букинистов, потом книжный магазин, теперь вот бутики.

Памятник Ивану Фёдорову. Открытка 1910-х годов из коллекции Юрия Угольникова

Как известно, истинный интеллигент извиняется, когда ему наступают на ногу. Столь же безропотно ведёт себя и Иван Фёдоров. При сносе Китайгородской стены его задвинули на место снесённой церкви, а в конце 1990-х переместили ещё раз, потому что строительство торгового центра дало возможность произвести археологические изыскания. В общем, с советских времён и до наших дней первопечатник мыкается, словно ищет пятый угол. Как будто олицетворяет собой российское просвещение, которому судьба – существовать по остаточному принципу.

Эта улица во многих отношениях уникальна: она в Москве одна из самых коротких, одна из самых дорогих и к тому же была подарена городу частными лицами, Павлом и Сергеем Третьяковыми.

При всём уважении к капиталистам первого поколения – к их воле, уму и харизме, способности поставить на кон «всё, что нажито непосильным трудом» – лично мне более симпатичны их потомки во втором или в третьем колене. Почему?.. Потому что первые могут совершить невозможное для себя и «своих», тогда как последние способны на многое и ради ближнего. Братья Третьяковы, как и Савва Мамонтов, и Савва Морозов, принадлежали как раз к третьему поколению. Но если Третьяковская галерея была создана Павлом Михайловичем, что называется, для души, то дополнительные ворота в Китайгородской стене братья соорудили уже для дела. Хотя им и в этом случае удалось соблюсти баланс между интересами бизнеса и общественной пользой.