Иван Забелин - История города Москвы

Ховрины-Головины-богатый и славный полубоярскій родъ въ концѣ XV столѣтія. Объ ихъ происхожденіи Родословная книга разсказываетъ слѣдующее:

«Во дни вел. князя Дмитрія Ив. Донскаго (подругимъ спискамъ Василія Дмитріевича) пришелъ в ъ Москву князь Стефанъ Васильевичъ изъ своей вотчины съ Судака (Сурожа), да изъ Манкупа, да изъ Кафы.

«У него былъ сынъ Григорій прозваніемъ Ховра; а у Григорья сынъ Володиміръ былъ у великаго князя Ивана Васильевича бояринъ; а у Владиміра было пять сыновей, да три дочери. Большой сынъ Иванъ Голова, а прозванъ Головою потому, что его крестилъ вел. князь Иванъ Васильевичъ и былъ у Вел. князя бояринъ; а другой сынъ Иванъ же бездѣтенъ, ходилъ къ Господню Гробу молиться и убили его на полѣ Татары; третій тоже Иванъ Третьякъ; четвертый тоже Иванъ Четвертакъ бездѣтенъ и пятый Дмитрій. Большая дочь Овдотья была за княземъ Ив. Дм. Пронскимъ, меньшая, тоже Овдотья, была за Ив. Вас. Хабаровымъ».

У пятаго сына Дмитрія былъ сынъ Иванъ, а у него дочь Дарья (Варвара) была за Никитою Романовичемъ Юрьевымъ, слѣдовательно была бабушкою царю Михаилу Ѳедоровичу.

Повидимому, первый родоначальникъ, Стефанъ, хотя и названъ княземъ, но явился въ Москву не бояриномъ или княземъ-воиномъ съ дружиною, какъ приходили другіе иноземцы, а человѣкомъ гражданскимъ, торговымъ, почему и внукъ его, Владиміръ Григорьевичъ, названъ былъ гостемъ и у вел. князя Ивана Васильевича занялъ должность казначея, а не воеводы, и потому въ мѣстническомъ распорядкѣ никого не потѣснилъ, но самъ собою и съ сыномъ Иваномъ занялъ очень видное и очень вліятельное положеніе среди тогдашняго боярскаго общества.

Въ 1450 г. гость Володиміръ Григорьевичъ Ховринъ передъ своимъ дворомъ, по другимъ свидѣтельсхвамъ-на своемъ дворѣ, построилъ церковь во имя Воздвиженья Честнаго Креста Господня, «повелѣ заложити около кирпичемъ, а изнутри бѣлымъ каменемъ».

Церковь была заложена на мѣстѣ прежней, тоже каменной, которая распалась въ лютый пожаръ 1445 г., когда подъ Суздалемъ и вел. кн. Василій Васильевичъ попалъ въ плѣнъ къ Татарамъ, отчего и время этого событія прозывалось Суздальщиною. «Церковь распалася въ пожаръ по Суздальщинѣ«, какъ обозначилъ лѣтописецъ. Она такъ и прозывалась Володимеровою церковью.

Въ 1457 г. окт. 20 снова случился пожаръ, «загорѣся внутри города Кремля близъ Владимеровы церкви Ховрина и погорѣло почти треть города».

Владиміровъ дворъ у Воздвиженья упоминается и въ 1460 г. Тогда противъ него, у Воздвиженья, существовалъ дворъ старца Симонова монастыря Андріяна Ярлыка, несомнѣнно, въ міру не менѣе знатнаго человѣка, какимъ былъ и Ховринъ. Этотъ свой дворъ Ярлыкъ отказалъ Симонову монастырю (Акты Колачева. I, 553, 554).

Очень примѣчательно, что Ховринская церковь, несмотря на періодическіе неизобразимые по бѣдствіямъ пожары, простояла слишкомъ 350 лѣтъ до начала теперь ушедшаго уже въ вѣчность XIX столѣтія. Она находилась на томъ мѣстѣ, гдѣ нынѣ существують святыя ворота Вознесенскаго монастыря, которыя въ прежнее время находились подъ монастырскою трапезою, занимавшею мѣсто готическаго храма вмч. Екатерины. Церковь видна еще на гравюрѣ «Видовъ Москвы 1795 г.», изданныхъ купцомъ Валзеромъ въ 1799 г., гдѣ изображена внутренняя часть Кремля передъ Спасскими воротами (Альбомъ видовъ No XX).

Въ 1763 г. церковь, входившая уже въ составъ Чудова монастыря, описана слѣдующимъ образомъ:

«Алтарь длины 4 1 /4 арш., ширины 3 1/2 саж. Въ немъ два окошка съ желѣзными рѣшетками и дверь деревянная въ больничную монастырскую полату. Трапеза длины 2 саж. 2 арш., ширины 5 саж. 1 арш.; въ ней 6 окошекъ. Полъ въ олтарѣ въ церкви и въ трапезѣ деревянный, дощатый. Возлѣ церкви полатка длиною 3 арш., шириною 4 1/2 арш. Изъ церкви въ трапезу дверь и два окошка безъ оконницъ. Изъ трапезы на паперть дверь желѣзная, паперть на столбахъ со сводами каменными длиною 9 арш., шириною 5 арш., крыта тесомъ. На церкви двѣ главы, крыты жестью (бѣлымъ желѣзомъ), церковь крыта желѣзомъ».

Судя по упомянутому изображенію церкви, она была построена на подклѣтномъ нижнемъ ярусѣ, гдѣ, по всему вѣроятію, помѣщались кладовыя полаты. Такъ обыкновенно строились храмы именно для сохраненія имущества отъ пожаровъ.

Описанные размѣры храма указываютъ, что онъ былъ небольшой, всего, кромѣ алтаря, съ небольшимъ пять саженъ въ квадратѣ.

Владиміръ Григорьевичъ Ховринъ, внукъ родоначальника, вмѣстѣ съ сыномъ Иваномъ Головою представляли такую денежную и умную силу, что митрополитъ Филиппъ, начавшій постройку новаго Успенскаго собора, предъ своею кончиною въ 1473 г. поручалъ всѣ заботы и попеченіе объ этой постройкѣ имъ обоимъ, говоря, что для того дѣла все готово, все уготовлено, только попечитесь о немъ. А относительно ихъ богатства упоминаетъ вт. своемъ духовномъ завѣщаніи братъ вел. князя, князь Юрій Васильевичъ, что остался Владиміру Григорьевичу должнымъ слишкомъ 380 р., давши ему въ закладъ разными вещами 9 фунтовъ золота и 11 ф. серебра.

Въ 1484 г. Владиміръ Григор. печаловался у вел. князя объ отпускѣ по домамъ плѣнныхъ Югорскихъ князей, имѣя въ виду ихъ покорность и водвореніе добрыхъ мирныхъ отношеній къ далекому Югорскому краю.

Его сыновья, старшій Иванъ Голова и самый младшій Дмитрій, прозваніемъ Овца, были также казначеями. Дмитрію поручались и посольскія дѣла. Въ 1510 г. онъ участвовалъ въ переговорахъ съ Псковичами по случаю упраздненiя Псковской вольной свободы. При Грозномъ и при царѣ Ѳедорѣ Ив. казначеемъ былъ тоже Головинъ Владиміръ Васильевичъ, 1584 г.

Возлѣ двора Головиныхъ находился дворъ младшаго брата царя Василія Шуйскаго, Александра, на которомъ въ Смутное время стоялъ извѣстный Маскѣвичъ, описавшій свое знакомство съ Ѳедоромъ Головинымъ, оказавшимъ ему не малое дружелюбіе. Маскѣвичъ разсказываетъ объ этомъ знакомствѣ слѣдующее:

«Мнѣ было тепло. Я стоялъ съ хоругвію во дворѣ младшаго брата царскаго, Александра Шуйскаго, уже умершаго (вдову его царь выдалъ за Татарскаго царевича, крещеннаго въ Русскую вѣру, Петра Урусова, того самого, который убилъ Самозванца въ Калугѣ во время охоты). Рядомъ съ симъ дворомъ былъ дворъ боярина Ѳедора Головина. Я же зналъ въ Жмуди вдову Головину, вышедшую впослѣдствіи за пана Яна Млечка, судью земскаго; а прежде она была за роднымъ братомъ Ѳедора Головина, удалившимся изъ Москвы, какъ сказываютъ, еще при Стефанѣ, въ Жмудь, гдѣ дали ему помѣстье.

«Я воспользовался этимъ случаемъ, чтобы познакомиться съ бояриномъ; припомнилъ все, что зналъ, придумалъ, чего не было, и отправился къ сосѣду. Сначала не хотѣли впустить меня и въ ворота, обыкновенно всегда запертыя; но когда я сказалъ, что намѣренъ сообщить кой-что о братѣ боярина, бывшемъ въ Литвѣ, Москвичъ былъ весьма радъ мнѣ, какъ и всякому пріятно слышать добрыя вѣсти о родныхъ и домашнихъ. Онъ разспрашивалъ меня о помѣстьяхъ, объ оставшихся дѣтяхъ, о житьѣ-бытъѣ покойнаго брата; я говорилъ что на умъ приходило, ничего не зная и выдавая выдумки за истину. Съ тѣхъ поръ мы подружились и стали называть другъ друга кумомъ. Это кумовство мнѣ было очень выгодно: я часто бывалъ у него съ товарищами на обѣдахъ; сверхъ того онъ всегда присылалъ мнѣ съѣстные припасы, привозимые изъ помѣстьевъ, и всякаго рода овощи, а для кожей овса и сѣна.