Генри Ли - История инквизиции

За неимением прямых улик, совесть судьи требовала от него применения всего возможного, чтобы вырвать признание у жертвы. Виноват был не он, а система, орудием которой он был.

Средства, которыми располагал инквизитор, чтобы вынудить признание, можно разделить на две категории – обман и пытка; последняя состояла из всевозможных физических и нравственных мук.

Менее жестоким средством, чтобы вызвать признание у обвиняемого, было следующее. Следователь должен был считать уже установленным тот факт, который ему следовало еще доказать, и должен был расспрашивать о разных мелких подробностях, например, спрашивать обвиняемого, сколько раз исповедовал он ересь, или в какой комнате своего дома принимал он еретиков. При этом инквизитору рекомендуется во время допроса перелистывать дело, как будто он справляется в нем, а потом резко объявить обвиняемому, что он говорит неправду, что дело было вот так-то и так-то; он может также взять первую попавшуюся бумагу и сделать вид, что он читает в ней "все, что может ввести обвиняемого в обман"; или еще он может сказать ему, что известные ученые его секты примешали его к делу в своих показаниях. Чтобы сделать эту ложь более действительной, было приказано тюремщикам входить в доверие к заключенным, выказывать к ним сочувствие и сожаление, убеждать их скорее сознаться, так как инквизитор-де человек мягкий, который отнесется к ним снисходительно. Затем инквизитор должен был заявить, что у него есть неоспоримые доказательства и что если бы обвиняемый пожелал сознаться и назвать тех, кто ввел его в заблуждение, то его тотчас освободили бы. Более хитрая уловка состояла в том, что с заключенным обращались кротко, а не сурово; подсылали к нему в камеру испытанных агентов снискать его доверие и побудить его к признанию обещаниями снисхождения и заступничества. В удобный момент являлся лично сам инквизитор и подтверждал эти обещания, мысленно говоря, что все, что делается для обращения еретиков, есть акт милосердия, что епитимья есть проявление любви к ближнему и духовное лекарство, и когда несчастный просил снисхождения за свои разоблачения, то его успокаивали, говоря, что для него будет сделано гораздо больше, чем он просит.

При такой организации, естественно, шпионы играли видную роль. Испытанным агентам, проникавшим в камеру заключенного, было приказано вести его от признания к признанию, пока они не получат достаточно материала для его обвинения, так, чтобы он этого не заметил. Передают, что обыкновенно для этой цели употреблялись обращенные еретики.

Один из них отправлялся к обвиняемому и говорил ему, что его обращение было притворным; в один прекрасный день, после целого ряда бесед, он приходил к нему позднее обыкновенного, и дверь за ним запиралась засовом. Тогда впотьмах завязывался откровенный разговор, а сзади двери в тени скрывались свидетели и нотариус, которые подслушивали все слова жертвы.

Всегда, когда это было возможно, пользовались услугами товарищей по заключению, которые и получали известное воздаяние за эти услуги. В приговоре по делу некоего Карма, 17 января 1329 года, виновного в самых гнусных деяниях колдовства, в перечне смягчающих вину обстоятельств говорится, между прочим, что, будучи в тюрьме с несколькими еретиками, он способствовал вызвать у них признания и открыл многие тайны, доверенные ими ему, к великому благу инквизиции, которая надеялась и еще извлечь из них многое.

По применялись также одновременно с этим и жестокие меры. Уличенный или только подозреваемый в ереси лишался прав. Тело его отдавалось на благоусмотрение Церкви, и если самое мучительное физическое страдание могло принудить его признать свое заблуждение, то не останавливались ни перед каким мучением, чтобы спасти его душу.

Среди чудес св. Франциска, которые вызвали его канонизацию, приводят рассказ об известном Пьетро Ассизском; он был заключен в Риме в тюрьму по обвинению в ереси и передан в руки епископа Тоди, который, желая обратить его, заключил его в оковы и посадил в темную камеру на хлеб и воду. Доведенный, таким образом, муками до раскаяния, он, обливаясь слезами, воззвал к св.

Франциску накануне праздника в честь его памяти. Тронутый его ревностью, святой явился и приказал заключенному выйти. Цепи упали, и двери тюрьмы растворились; но несчастный так обезумел, что уцепился за дверь и начал громко кричать; на его крики прибежали тюремщики, тотчас же явился в тюрьму и благочестивый епископ; он преклонился перед Божественной силой и послал Папе разбитые оковы, как свидетельство чуда.

Еще поразительнее случай, приводимый Ниддером, как происшедший в бытность его профессором Венского университета. Один священник, впавший в ересь, был ввергнут в тюрьму своим епископом; самые выдающиеся богословы, трудившиеся над его обращением, признавались, что он был не менее их силен в диалекте. Полагая, что муки просвещают разум, они, в конце концов, приказали крепко привязать его к столбу. Веревки, впивавшиеся в мясо, вызывали такие мучения у несчастного, что, когда они пришли к нему на другой день, эн настойчиво умолял их, чтобы его развязали и сожгли. Они бесстрастно отказали ему и оставили его привязанным еще на двадцать четыре часа. К концу этого времени пытки и истощение сломили его упрямство; он смиренно отрекся от заблуждении, удалился в монастырь Полит и вел там после этого примерную жизнь.

Изображение наказаний.

Понятно каждому, что инквизиция не задумываясь прибегала к энергичным мерам, чтобы сломить упорство заключенного, который отказывался сознаться или отречься. Если надеялись достигнуть цели, играя на его семейной привязанности, то допускали к нему в камеру жену и детей, слезы и убеждения которых могли склонить его.

После угроз прибегали к ласкам. Заключенного выводили из его смрадной тюрьмы и помещали в удобной комнате, где его хорошо кормили и где с ним обращались с видимой добротой в расчете, что его решимость ослабнет, колеблясь между надеждой и отчаянием. Искусный в умении действовать на сердце человека, инквизитор последовательно применял все приемы, которые могли дать ему победу в неравной борьбе против несчастного, выданного ему без всякой защиты.

Одним из наиболее действительных приемов была медленная пытка бесконечными отсрочками разбора дела. Арестованный, который отказывался признаться, или признания которого казались неполными, отсылался в свою камеру, и ему предоставлялось размышлять в уединении и в темноте.