Домокош Варга - Древний Восток. У начал истории письменности

После этого они получили месячное содержание, но в следующие месяцы задержки повторялись и им приходилось выступать вновь и вновь, чтобы добиться хоть части того, что им причиталось. И тогда уже они не только кричали «Мы голодны!», но и обличали правителей: «Большие злодеяния совершают наместники фараона!»

Страна разлагалась. Фараоны уже настолько не доверяли собственному народу, что окружали себя телохранителями из средиземноморских пиратов. (Этот пиратский народ назывался сардана, позднее по нему получил название остров Сардиния.) Позже умножилось число наемников и в войске: их мечи и копья должны были бы защищать, спасать от неожиданных бедствий становившийся все более беспомощным Египет.

Нападали на Египет «народы моря» — племена, втянутые в орбиту древнего переселения народов с севера на юг, нападали ливийцы, нападали сирийцы, а когда из следующих один за другим Рамсесов умер и одиннадцатый по счету, Новое царство стояло уже на пороге своего конца. Около 1050 года до н. э. Египет распался на две части: на юге правили жрецы Амона, на севере — фараоны из вождей ливийских наемников. Позднее фиванские жрецы призвали эфиопского царя, чтобы он спас раздираемое на клочки царство, но правление эфиопской династии тоже плохо кончилось: в 671 году до н. э. на Египет напало конное войско ассирийцев. Сначала оно разграбило южные города, среди них и Мемфис, а потом захватило и разорило Фивы.

После падения ассирийского царства для Египта наступило более спокойное столетие, так называемый саисский период, когда правили фараоны-египтяне, хотя и они опирались на чужеземных — теперь уже греческих — наемников. Но в 525 году до н. э. Египет был покорен персами.

Но если уже ничего другого, то устраивать пышные погребения Египет и в то время еще умел. Большинство дошедших до нас мумий было захоронено именно в эти последние века Древнего Египта.

Старые верования еще были живы, каждый, кто только мог, старался купить себе вечную жизнь: строил себе гробницу, считающуюся вечной, куда его, в деревянном или каменном саркофаге, должны были поместить после телесной смерти. Постепенно страна превращалась в одно огромное кладбище. Причем это было кладбище не только людей, но и животных. Своих священных быков, ибисов, кошек и других животных эти странные сыны находящегося в упадке Египта готовили к переходу в потусторонний мир с такой же тщательностью, как и людей. Их точно так же бальзамировали, закатывали в пропитанные смолой полотняные бинты и хоронили.

И так продолжалось это и тогда, когда через какое-то время владычество персов сменило трехвековое эллинско-македоно-греческое господство. И многое другое шло по-прежнему, хотя из Кеме тем временем стал Египет, из Менфера — Мемфис, из Васета — Фивы, из Юну — Гелиополь, из Божественных Золотых Горов — Гор, из олицетворяющего Нил быка Хапи — Апис, а из самих египтян — мало уважаемые туземцы.

Униженный народ древней страны упрямо придерживался родимых обычаев уже хотя бы только потому, что этим отгораживался от севших ему на шею надменных чужеземцев. Еще во времена персидского господства Геродот писал: «Не найдется такого египтянина или египтянки, которые поцеловали бы эллина в губы или воспользовались бы его ножом, вертелом или котлом, они не прикоснулись бы даже к мясу чистого быка, если его нарезали эллинским ножом».

Но все же многие из образованных египтян научились греческому языку, а греки — египетскому, и через их посредство страна с трехтысячелетней культурой передала развивающимся народам Европы много тайн, которыми владели египетские врачи, математики, философы и другие ученые.

Пешеход, в кровь стирающий ноги в пути, сперва сел на корабль и только потом на повозку и на коня.

Не боялся он, что утонет в воде? Что двухколесная без рессор повозка вытрясет из него душу при тогдашнем бездорожье? Что вместе с повозкой понесут его заартачившиеся в упряжке лошади? Или встанет на дыбы верховой конь и сбросит с себя седока; и тому надо радоваться, если он шею себе не сломает.

Как же было не бояться смертному человеку? Но были смельчаки, которые ладили себе плот, челнок, судно и отправлялись в плаванье. А другие запрягали в повозки лошадей и похлопывали кнутами: быстрее, быстрее! Или верхом на конях скакали в дальние земли и, когда требовалось, бешено неслись в атаку на вражеское войско.

Древнейшие корабельщики Индийского океана — тильмуны, жители долины Инда — проделывали путешествия, кажущиеся теперь невероятными. Они знали, когда надо было поднимать парус, если хотели плыть по морю. Шумеры долгое время плавали лишь по рекам, но зато хорошо знали характер рек-близнецов Тигра и Евфрата: где и когда целесообразно плыть на кораблях, снабженных и веслами, и парусами, а когда разумнее связать добытые в далеких горах деревья в плоты и пустить их по течению.

У шумеров были, правда, куланы, которых они запрягали в боевые колесницы.

Но кулан не мог сравниться с распространившейся позднее настоящей лошадью ни силой, ни проворством, ни выносливостью. Так что в дальние края, как видно, на куланах в путь не пускались, и на суше шумеры могли преодолевать лишь расстояния, посильные собственным ногам и ногам нагруженных, ведомых на поводу ослов.

Египет, растянувшийся узкой полосой длиной в тысячу километров, смог так быстро объединиться в единую страну лишь потому, что по водам Нила открывалась свободная дорога вплоть до первого порога. Благодаря этому царские корабли доходили до любой точки страны, а на кораблях ехало царское войско, заставлявшее местных правителей подчиняться власти Египта. Собранные в амбарах номов подати — зерно, лен и другие продукты — тоже легко было доставить в резиденцию фараона. Томас Манн в романе «Иосиф и его братья» так описывает движение на Ниле в более позднее время: «...сделанные из грубого или тонкого, дорогого полотна паруса скольких кораблей надувал ветер и сколько весел боролось с течением! Воздух разносил над поверхностью воды человеческие голоса, приветствия и шутки корабельщиков, выкрики шестовщиков, сидевших на выдающихся вперед рострах и предупреждавших о водоворотах и мелях, гиканья-предостережения рулевым и рейщикам, выкрикиваемые корабельщиками, скорчившимися на крышах кают. Было видимо-невидимо заурядных баркасов, походивших на челн Тота, но попадались и стройные, изящные ладьи, обгонявшие „Выделяющегося скоростью“ или плывшие ему навстречу: выкрашенные в синий цвет, с низкой мачтой, широким белоснежным парусом, надувавшимся красивым изгибом, со штевнем в форме лотоса и прелестным домиком вместо каюты. Попадались и храмовые ладьи, с багряными парусами и расписными носами, благородные галеры знати, с двенадцатью гребцами по каждому борту, с роскошным сооружением на корме, в которое вели поставленные между двух колонн двери. На крышу этих сооружений можно было погрузить багаж вельможи и колесницу, в роскошных ковровых стенах сидел сам высокородный, сложив руки на груди, как бы застыв в красоте и богатстве, не глядя ни направо, ни налево. Встретились они и с погребальным кортежем, состоявшим из трех следующих гуськом друг за другом и связанных один с другим кораблей. На последнем из них, белом баркасе без паруса и весел, лежал на носилках на львиных лапах раскрашенный Осирис, головой вперед, в кругу причитающих».