Домокош Варга - Древний Восток. У начал истории письменности

Тогда на трон вступил мидийский маг, Лжебардия, который снова хотел возвысить мидийцев над персами. Для того, чтобы привлечь на свою сторону порабощенные народы, он, по словам Геродота, провозгласил, что на три года все освобождаются от уплаты податей и несения военной службы. Но правление мага длилось лишь девять месяцев: семь знатных персов организовали против него в заговор и убили его в одной из мидийских крепостей.

Одним из семи заговорщиков был знаменитый впоследствии царь Дарий (522–486 гг. до н. э.). По-видимому, он добыл царство хитростью: согласно преданиям, однажды на рассвете все семеро выехали на конях с условием, что царем, избранником великого бога Ахурамазды, будет считаться тот, чей жеребец заржет первым. Первым заржал жеребец Дария, но лишь потому, что в ночь перед выездом конюший умело подготовил его, и конь уже знал, когда надо подать голос.

Или решение было принято по другим причинам? Все равно. Ведь настоящее большое испытание Дарию пришлось выдержать лишь после того, как он стал царем. В течение одного только года, чтобы осилить своих врагов, он должен был победить в девятнадцати битвах. После того как был убит мидийский маг, Дарий сначала покорил взбунтовавшихся эламитов, потом одолел в тяжелой борьбе вавилонян. Но пока он боролся с этими последними, от него отпала сама персидская метрополия, затем вновь восстали Мидия и Элам, подняли мятеж ассирийцы, египтяне, горные и степные конные народы Центральной Азии. Казалось, вся держава распадается. Но Дарий, одолев Вавилон, поспешил в Иран, расправился с вождями взбунтовавшихся мидийцев — кого посадил на кол, кого повесил, мидийских воинов забрал в свое войско, быстро послал воинов в помощь своему отцу, сражавшемуся в Парфии, одного из своих военачальников отправил в соседнюю Бактрию, другого — в Персию, и вскоре ему удалось повсюду расправиться с недовольными. Лагерь его приверженцев все возрастал, и хотя вавилоняне между делом опять попробовали отделиться от державы, подавить их теперь было уже легче. Их вождей — по преданиям, около трех тысяч человек — посадили на кол, после чего все остальные провинции подчинились Дарию уже без борьбы.

В высеченной на крутой Бехистунской скале надписи на трех языках — древнеперсидском, нововавилонском и эламитском — подробно, в деталях рассказывается об этом потомкам, а затем говорится так: «Царь Дарий провозглашает: то, что я сделал, я сделал по воле Ахурамазды, всего за один год. Ты, позднее читающий эту надпись, можешь убедиться в том, что я сделал, и не посчитаешь это ложью… Царь Дарий провозглашает: жившие прежде цари за всю свою жизнь не совершили того, что я, по воле Ахурамазды, совершил всего за один год».

В другом месте Дарий называет себя уже не только царем, великим царем, но и царем царей. Но гордится Дарий и тем, что власть не вскружила ему головы, что он остерегается впадать в безрассудный гнев, который превращал его предшественника, Камбиза, в дикого зверя: «Я по натуре не неистов. Если я даже и гневаюсь, владею собой всей силой своей воли. Я строго управляю тем, что во мне происходит».

Перед Камбизом приходилось дрожать даже самым близким ему людям. Говорят, будто бы у одного из них он доверительно спросил, каким человеком считают его персы. «Мой повелитель, — ответил тот, — во всех отношениях они отзываются о тебе лишь похвально, не нравится им лишь то, что ты пьешь больше, чем надо». Царь вспылил: «Ах, так! То есть, по мнению персов, я пьяный безумец!» — Потом продолжал так: «Посуди сам, правду ли говорят персы или болтают, как глупцы. Вон стоит в преддверии зала твой сын. Если моя стрела попадет ему в самое сердце, то ясно, что персы болтают попусту». С этими словами он натянул свой лук и послал стрелу прямо в сердце юноши. Отец не только не осмелился издать стон, но еще и рассыпался в похвалах, чтобы спасти хотя бы свою жизнь: «Мой повелитель, я думаю, что сам бог не стреляет так превосходно».

Дарий был разумнее. Его принципом было: «Прежде чем поступить, я прибегаю к помощи разума и принимаю решение, так делаю я и тогда, когда вижу бунт, и тогда, когда бунта не вижу».

С гордостью упоминает Дарий, что все что он делает, делает открыто, чтобы все видели и слышали. «В этом моя сила, помимо моего разума и способностей к размышлению».

Конечно, и Дарий был деспотом, он не мог быть иным, являясь владыкой такой державы. Так, он казнил одного из семерых своих соучастников по заговору против мидийского мага, по слухам, только потому, что тот намеренно нарушил строгий церемониал, принятый при царском дворе. Но если верить похвальбам Дария, то он сделал это не в слепом гневе, а по трезвому размышлению.

Действительно, когда могущество его окрепло, Дарий правил так рассудительно, как очень немногие из подобных ему деспотов. Свою державу он разделил на двадцать провинций — сатрапий, во главе которых стояли сатрапы. Им подчинялось все, кроме размещенных в провинциях войск: ни начальники горных крепостей, ни командиры гарнизонов в низинах не были им подвластны. Пятерых верховных военачальников Дарий выбрал из своих самых близких доверенных людей и над сатрапами тоже назначил главных должностных лиц из придворных. Это были «глаза и уши» царя. Военачальники и сатрапы в провинциях зорко следили друг за другом, чтобы ни один из них не возомнил о себе слишком много и не осмелился бы поднять мятеж. Местное же население Дарий держал в подчинении благодаря тому, что воинов из одной сатрапии посылал на службу в другие сатрапии, а на их место присылал чужеземный гарнизон, который местным жителям вряд ли удалось бы склонить на свою сторону, ведь воины и языка-то их не понимали.

Державу пересекала сеть благоустроенных проезжих дорог, имелась надежная, быстрая почтовая служба. «Персы так умело организовали передачу вестей, — пишет Геродот, — что никто в мире не может превзойти их гонцов. По их словам, сколько дней требуется на весь путь, столько людей и лошадей стоит в готовности у дороги, на расстоянии дня езды друг от друга. И этим гонцам ни дождь, ни снег, ни жара, ни мрак не препятствуют в том, чтобы с самой большой скоростью промчаться выделенный им отрезок пути. Первый всадник передает порученное ему второму, второй — третьему, и так весть идет из рук в руки…»