Павел Пряников - Параллельная Россия

Остаток своих дней провела на сахалинской каторге и печально знаменитая аферистка Сонька Золотая Ручка (Блювштейн). Причем местная администрация делала на ней неплохие деньги. Журналист Панкратьев писал тогда о ней:

«Каторга, от администрации до арестантов, гордилась Сонькой Золотой Ручкой. Сонька стала главной сахалинской достопримечательностью. Даже в одиночной камере, с кандалами на ногах, Соньке не давали покоя. Она сама вспоминала следующее: только, бывает, успокоишься, снова требуют Соньку Золотую Ручку. Думаешь, что опять? Нет, фотографию снимать. Мучили меня этими фотографиями.

Это делалось по настоянию местного фотографа, сколотившего целое состояние на продажах фотокарточек Золотой Ручки.

Соньку выводили на тюремный двор, устанавливали декорацию – наковальни, кузнецы с молотами, надзиратели – и снимали якобы сцену заковывания Золотой Ручки в кандалы. Эти фотографии продавались сотнями на всех пароходах, приходивших на Сахалин. Особой популярностью они пользовались в Европе.

В конце 1894 года Сонька вышла на поселение и была определена в сожительство к Степану Богданову, самому свирепому из каторжан, сосланному за убийство. Его боялся весь остров, но Сонька нашла к нему подход, и он исполнял при ней функции защитника и телохранителя».

Как можно видеть из этого отрывка, тюремные власти волевым решением распределяли женщин среди каторжан. Стерпится – слюбится. Соотношение мужчин и женщин на каторге было 8-10:1, и заполучить девицу было большим счастьем. А потому администрация – в рамках эксперимента – таким образом награждала образцовых арестантов (или нужных в деле, к примеру палачей или сексотов). При этом администрация не предоставляла женщинам права выбора сожителя.

Следующий этап эксперимента на Сахалине – постепенная адаптация бывшего каторжника к обычной жизни через сельскохозяйственные работы.

После отбытия срока арестант получал звание ссыльного поселенца, ему выдавали за счет казны топор, лопату, мотыгу, два фунта веревок и на один месяц провизии – 30 фунтов рыбы, 15 фунтов солонины и полтора фунта сухарей. С этими запасами на собственной спине поселенец отправлялся в глухую тайгу, километров за 30-40 от прежнего места обитания, и там он должен был построить дом и разработать участок земли.

Если в дальнейшем поселенец был замечен «в трудолюбии и добропорядочности», то по распоряжению администрации он получал в виде ссуды корову, лошадь, земледельческий инвентарь, семена для посева. Кроме того, ссыльнопоселенцы в течение двух лет оставались на казенном пищевом довольствии. Так, в год на одного человека полагалось около 25 кг муки, 50 кг мяса, 3 кг крупы. На 2 года также бесплатно выдавались 2 пары сапог и 20 кв. м сукна. При вступлении в брак на мужа и жену была положена премия – по 15 рублей на каждого.

По подсчетам сахалинского статистика Карпова, в 1895 году ссыльнопоселенцами числились 2251 мужчина и 222 женщины. Примерно у 30% из них «было образцовое хозяйство». «В основном прилежанием отличались старообрядцы, поляки и штундисты», – писал Карпов. Около 10% скрывались от властей – «сбивались в преступные шайки, варили самогон, бродяжничали». Остальные 60% ссыльнопоселенцев «отбывали номер», дожидаясь в «кое-каком труде – лишь бы ноги не протянуть» – окончания срока ссылки и возможности убыть на материк.

К началу русско-японской войны в 1904 году на острове проживало около 46 тысяч заключенных, ссыльнопоселенцев, вольных жителей и коренного народа айнов (около 2 тысяч). Поражение в войне с Японией, как известно, привело к отделению от России Южного Сахалина, граница между двумя частями острова прошла по 50-й параллели. 10 апреля 1906 году был объявлен Закон об упразднении сахалинской каторги. Хотя каторжная система была упразднена, восстановление полных прав бывших ссыльных и каторжан осуществлялось постепенно. Так, в 1910-м им разрешили свободное предпринимательство и передвижение по острову. Но эти права утрачивали силу, если человек покидал остров. Только в феврале 1913 года их права восстановили полностью. К этому времени на российской части Сахалина проживало всего около 6 тысяч человек (в том числе заключенные в единственной оставшейся на острове тюрьме – в Александровске).

С японской части острова почти все русские были эвакуированы. Вольным людям японцы возместили стоимость утраченного имущества. Около 400 беглых каторжников и ссыльнопоселенцев, сбившихся в шайки и живших грабежами и убийствами, японцы в течение полугода отловили и расстреляли (царская власть искала их годами). Остались жить при японцах лишь около 220 человек – теперь уже бывшие граждане Российской империи. В основном это были упоминавшиеся выше поляки, старообрядцы и немцы-штундисты.

Между 1908 и 1917 годами царское правительство пыталось вторично заселить северную часть Сахалина – теперь уже вольными людьми. Переселенцам были обещаны значительные льготы: денежное пособие в 400 рублей на семью, освобождение от воинской повинности на 3 года и от налогов – на 5 лет. Но даже такие прекрасные по тем временам экономические условия не смогли привлечь на остров за 9 лет больше 600 человек. Сахалин продолжал восприниматься людьми как место гиблое, неприветливое, «почти ад».

Юродство и кликушество, по сути, были для русского народа единственной легальной формой социального и политического участия в жизни государства на всем протяжении его существования. И нет ничего удивительного, что это участие принимало такие экзотические формы – всякие другие попытки достучаться до верхов, донести до народа правду закономерно заканчивались каторгой или ссылкой, а во времена «оттепелей» чуть более гуманными воспитательными мерами, например психбольницами или домашним арестом. В общем, как говорили еще лет двадцать назад, «что взять с дурака, кроме анализов».

Ничего нет удивительного и в том, что наивысшая концентрация юродивых и кликуш наблюдалась в Москве – где суперцентрализация власти, там и ее критики, диссиденты и «несогласные», как сказали бы в наше время.

При этом значительная часть изрекаемой «несогласными» информации касалась будущего Третьего Рима. Такая иносказательная футурология была (а часто остается и сегодня) самым безопасным способом диссидентства – раз в речи юродивых и кликуш не присутствует имя царя (генсека), его сановников и вообще критики текущих событий, то это вроде бы и крамола, но труднодоказуемая, да к тому же списываемая на психическую недееспособность ораторов. Это сегодня заявления о скором падении метеорита на Москву или о появлении на ее улицах трехголовых собак выглядят как анекдот, но еще сто лет назад (а триста – тем более) такие прогнозы вводили в ступор обывателей, сотни людей ложились в гробы в ожидании скорого конца света.