Павел Пряников - Параллельная Россия

Можно долго анализировать, почему же в России не случилось национально-буржуазной революции (в Европе рано или поздно такой переход случился везде). Скорее всего, один из главных ответов – периферийность нашего капитализма, развивавшегося в стране с преобладающим крестьянским населением (на момент 1917 года – почти 80%). История показывает, что в крестьянских странах происходят не национально-буржуазные, а национально-освободительные революции (например, в Китае) с приходом к власти не буржуазии, а бюрократии или групп, контролирующих аграрно-сырьевой бизнес (часто эти группы, еще и с включением силовой бюрократии, переплетены в один клубок).

Но для нашего времени актуален другой вопрос: почему за 20 лет капитализма в России буржуазия так и не осознала себя классом? У нее нет ни политической партии, ни воли к отстаиванию своих прав другими легальными (и нелегальными) способами. Может быть, в том числе и потому, что у нынешней российской буржуазии нет той нравственной силы, стержня, которые были у русской старообрядческой буржуазии? Когда главной целью капиталиста провозглашается не только механистическая страсть к извлечению прибыли, но и осознание покаянной обязанности перед своей страной, людьми и Богом.

Григорий Котовский недаром третьим, и последним, в истории России заслужил себе мавзолей. Человек сделал для страны не меньше Пирогова и Ленина: он фактически создал «основу жизнедеятельности», Систему низовой России, которая в переломные моменты брала власть в руки, чтобы затем, перелопатив «человеческий материал», вручить ее в руки реформаторов. В 1917-м, 1937-м, 1953-м и 1991-м – во все эти годы власть снизу утверждал «Котовский».

После смерти великого предводителя жиганов вокруг его имени наслоилось много легенд: власть обеляла Котовского, делая из него идейного революционера и красного командира. Власть понять можно: она сама в 1930-е состояла в большинстве своем из «Котовских», только с меньшими производственными результатами – Сталин и Молотов, Ягода и Берия – все они громили банки, «крышевали» бизнес. Но, в отличие от Котовского, их деятельность контролировали старшие образованные товарищи из кабинетов в эмиграции, заставляли печатать и распростронять агитационные газеты. Воспитывали. А Котовского уже не надо было воспитывать, он воспитался сам. И грех было не воспользоваться уникумом, забивать его зубрежкой «Капитала» и говорильней в Думе или рабочих цехах. Нужно было лишь в ответственные моменты направлять товарища, чтобы другие не успели направить.

Как и у большинства «участников революции», не находившихся в эмиграции под присмотром спецслужб (прямолинейные немцы, швейцарцы или англичане фиксировали, например, каждый шаг Ленина – куда поехал на велосипеде, с кем пьет кофе), биография Котовского фальсифицирована. Но в отличие от каких-нибудь Молотова, Вышинского или Берии, с Котовским нам немного повезло. В 1941-м румыны заняли Одессу, часть архива царской охранки, бухгалтерских книг предприятий Котовского и прочих бумаг попали им в руки (т.н. «архив помощника начальника сыска Одессы Дон-Донцова»). Часть архива унес с собой за границу власовец Каштанов, что-то неведомыми путями осело у писателя – «вора в законе» «Михаила Демина» (настоящее имя – Георгий Евгеньевич Трифонов, двоюродный брат писателя Юрия Трифонова; «Демин» в конце 1960-х уехал в Париж, там и «раскрылся» его писательский талант). В общем, какие-то зацепочки появились.

Григорий Котовский родился то ли в 1881-м, то ли в 1884-м, 1887-м или 1888 году. В разных автобиографиях, которые он писал то для представления к ордену, то при вступлении в партию, то в письмах к любовницам, фигурируют эти четыре даты. Еще больше версий по поводу его родителей. В одной биографии его отец записан как «мещанин города Балты», в другой – как «дворянин, внук полковника Каменец-Подольской губернии». В общем, с большой долей вероятности можно считать, что его отец был поляком, работавшим в Бессарабии механиком по сельхозмашинам. Мать была из белокриницких старообрядцев (в Российской империи их называли «сектанты австрийской церкви»). Это впоследствии позволило писать Котовскому, что он «бессарабец» (также себя записывал его земляк Фрунзе, будущий военный министр СССР), а на каторге в Сибири среди уголовного элемента называться «немцем» (чтобы избежать тяжелых работ; немцев, априори записывая их в верхушку российского общества, власти предпочитали занимать умственной работой).

Семейная закваска способствовала тому, что Котовский с детства сторонился русских крестьян (в начале XX века 90% русских было сосредоточено в деревне).

Еще больше эта нелюбовь стала нарастать после смерти матери (Грише было то ли два, то ли четыре года). Отцу, пребывавшему вечно в разъездах по имениям, было не до сына, и воспитанием мальчика занялись его крестная мать София Шалль, гражданка Бельгии, чей отец был выписан из Европы трудиться инженером, и крестный отец, крупный помещик, армянин Манук-Бей.

В 5 лет Гриша упал с крыши и получил на всю жизнь заикание, эпилептические припадки и расстройство психики. Котовский позже и эти отклонения заставит работать на себя. Как и два других революционных боевика, Камо и Дзержинский, он научился самостоятельно вызывать припадки и тренировал презрение к боли. Позже на многочисленных судебных процессах и в тюрьмах ему это пригодится.

В 1895 году от чахотки умирает его отец Иван. К тому времени Григорий под влиянием фактически приемных родителей стал адептом «сельскохозяйственного коммунизма» – модного в тогдашнем западном мире течения. Средоточием такого «коммунизма» считались США, точнее, секты, обосновавшиеся там (от квакеров до амишей), и маленький Котовский начинает бредить Америкой. София Шалль подогревает его интерес к изучению иностранных языков – в итоге к 15 годам он уже знает в совершенстве немецкий и английский. Его любимыми книгами стали (на всю жизнь) произведения Джека Лондона, Эдгара По и – в первую очередь – «десятицентовые книжки» про американского сыщика Ната Пинкертона.

Никакого Шерлока Холмса – вся «иная Россия» бредила тогда Пинкертоном. Тем сложнее нам понять эту любовь, ведь Пинкертона сегодня не помнят даже знатоки детективов. А между тем после победы революции этот американец был провозглашен эталоном на официальном уровне! Так, в 1923 году Николай Бухарин опубликовал статью в газете «Правда», в которой призвал советских писателей создать «красного Пинкертона» – приключенческую литературу для пропаганды революционных идей. В качестве ответа на этот призыв было написано несколько романов, в том числе «Месс-Менд, или Янки в Петрограде» Мариэтты Шагинян (1923), «Трест Д.Е. История гибели Европы» (1923) Ильи Эренбурга, «Иприт» Всеволода Иванова и Виктора Шкловского (1925).