Коллектив авторов - Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

Утром 30 января от Деница пришло долгожданное разрешение на выход в море теплохода «Вильгельм Густлофф», парохода «Ганза» и беженского судна «Вильгельм Бауэр» (в недавнем прошлом – базы подлодок, однотипной с затонувшим рядом «Копхамелем»). Четыре портовых буксира, не без труда вырвав корпус лайнера из удерживавшего его ила, повели «Густлофф» сквозь битый лёд к середине гавани. С высоты мостика заснеженная набережная Оксхёфт местами казалась совершенно чёрной от колонн беженцев, продолжавших грузиться на остающиеся у причала суда. В том числе и на «Вильгельм Бауэр», который, как надеялся капитан Петерсен, уже должен был дожидаться его у выходного буя. Судя по водолазному боту под кормой плавбазы, там возникли какие-то неполадки с винторулевой группой. На «Ганзе» все трапы были убраны, но с баржи, ошвартованной у правого борта парохода, ещё шла погрузка угля.

Миноносец «Лёве» передал «Густлоффу» флажной сигнал дожидаться на якоре подхода остальных судов. Но первое пополнение подошло к нему не из бухты, а с моря: обледенелый спасательный буксир «Ревель» доставил на борт лайнера ещё пятьсот измученных холодом и качкой беженцев из Пиллау. Среди них оказалась готовившаяся к родам молодая жительница Эльбинга, которая расплакалась от счастья при виде ярко освещённой тёплой «Густлофф-клиники» профессора Рихтера.

Вскоре к «Густлоффу» присоединилась «Ганза», но ремонт руля на «Вильгельме Бауэре» затягивался, поэтому из штаба поступило распоряжение более никого не дожидаться. Сопровождаемые миноносцем «Лёве», тральщиком «М-35» и торпедоловом учебной флотилии «ТФ-19», оба пассажирских судна двинулись на внешний рейд. Только там капитаны смогли, наконец, узнать свои порты назначения: «Ганзе» предписывалось идти во Фленсбург, «Густлоффу» – в Киль.

Их совместное плавание на запад продолжалось ровно семь минут – рулевая машина «Ганзы» отказала, и тральщик отправился в Готенхафен за буксирами. Вскоре на «Густлофф» пришло распоряжение командира службы мореплавания района Готенхафен корветтен-капитана Леонхардта продолжать плавание под охраной «Лёве» и «ТФ-19». Для огромного лайнера такой эскорт был более чем скромным. Маленький миноносец «Лёве» (бывший норвежский «Гиллер») имел всего лишь два 40-мм орудия и несколько зенитных пулемётов. Трёхсоттонный «ТФ-19» с его двумя 20-мм зенитными автоматами мог считаться и подавно символическим защитником. Радиолокационная и гидроакустическая аппаратура на обоих кораблях отсутствовала. Но выбирать не приходилось – гигантские масштабы эвакуации заставляли Кригсмарине распылять свои свободные от сопровождения воинских транспортов эскортные силы между десятками беженских и госпитальных судов. Многие «гражданские рейсы» совершались вообще без эскорта.

Погода не благоприятствовала плаванию: шторм и снежные заряды временами сводили видимость почти до нуля, затрудняя следование в кильватерном строю. Особенно трудно приходилось торпед олову: слабая машина не позволяла точно удерживать корабль на курсе, и его то и дело сносило с фарватера. Мин при этом он не потревожил, но резкий удар днищем о каменистую банку вызвал поступление воды в машинное отделение, после чего командиру миноносца пришлось сопровождать аварийный торпедолов назад в Готенхафен.

Оставшийся в одиночестве «Густлофф» вскоре покинул Данцигский залив и вышел из узкого фарватера в открытое море. Практика военных лет требовала немедленно развить там максимальный ход при постоянном выполнении противолодочного зигзага, но «Густлоффу» ни то, ни другое доступно не было. Зигзаг потребовал бы значительного увеличения расхода топлива, которого было на лайнере в обрез, а «старые раны» обросшего корпуса исключали даже 15-узловый ход, не говоря уж о форсированном. Поэтому никем не охраняемый лайнер продолжал идти прежним 12-узловым ходом без выполнения каких бы то ни было противолодочных манёвров, представляя идеальную двухсотметровую мишень для любого, даже бездарного подводника.

Жизнь экипажа шла своим чередом. На мостике штурманскую вахту принял капитан-дублёр Хейнц Веллер, 35-летний потомственный моряк, чей перевозивший войска семитысячник «Мими Хоорн» был месяц назад потоплен советскими бомбардировщиками под Пиллау. Хейнца Шёна сменить было некому, и он до самого ужина продолжал принимать доклады от курсантов, стюардесс и санитаров, уточнявших количество людей, разместившихся на всех восьми палубах «Густлоффа». Позднее эти сведения оказались рассеянными по разным архивам, в том числе и личным, поэтому подвести окончательный итог удалось лишь к концу 1990-х, когда завершился анализ объединённых архивов ФРГ и ГДР. Согласно этим данным, вечером 30 января на лайнере находилось: 8 956 беженцев, эвакуируемых гражданских лиц и медиков, 918 курсантов 2-го учебного дивизиона, 373 девушки из состава вспомогательного морского корпуса, 173 члена экипажа, 162 тяжелораненых. Всего: 10 582 человека.

Это означало, что в случае катастрофы спасательными плавсредствами будет обеспечен лишь каждый второй пассажир. Но с момента отхода на лайнере предпочитали заботиться только о реально разрешимых проблемах элементарной гигиены и питания обитателей «Густлоффа», число которых впятеро превышало норму. Вездесущие курсанты и «русалки» бегом разносили по палубам таблетки от качки, подогретое молоко для бесчисленных малышей и пачки бумажных салфеток, находивших среди беженцев самое разнообразное применение. Лишь к половине девятого на судне установилось относительное спокойствие, и девушки, наскоро подкрепившись эрзац-чаем с бутербродами, гурьбой направились в недра судна к своему «спальному бассейну». Уже минут через двадцать в огромном помещении бассейна, слабо освещённом четырьмя плафонами, воцарилась тишина – смертельно уставшим за день «русалкам» было не до обычных вечерних перешёптываний и смешков.

Примерно в это же время стюард Макс Боннет откупорил в капитанской каюте бутылку итальянского бренди. Петерсен, Риз и Цан сдвинули рюмки с золотистой жидкостью. «За удачный рейс!» – негромко сказал капитан.

Палубой выше профессор Рихтер, завершив вечерний обход своих пациенток, шутливо укорил беженку из Пиллау: «Я вижу, милая, вы твёрдо решили не дать мне поспать! Не позже, чем через час меня опять позовут к вам. Но, думаю, мы быстро управимся, и когда на земле станет одним замечательным пареньком больше, я ещё успею наверстать упущенное. Только не вздумайте родить девчонку – с ними столько хлопот, уж я-то знаю!»

Выйдя на правое крыло мостика, капитан-наставник Хейнц Веллер поёжился от холода и с удовлетворением отметил, что в небе по-прежнему не видно ни одной звезды, а снег продолжает падать. Атак советских бомбардировщиков можно было не опасаться. Предупреждений о подлодках тоже не поступало – и хотя на «Густлоффе» допускали, что отсутствие оперативных сводок объясняется сильнейшими помехами в эфире, но в любом случае дополнительные запросы с лайнера исключались из-за приказа о соблюдении полного радиомолчания. Перед тем как вернуться в тепло мостика, Веллер посветил фонариком на термометр, укрытый от снега цинковой воронкой. Ртутный столбик застыл на минус шестнадцати.