Сергей Реутов - Тайные общества. За кулисами власти

Параллельно происходят события, типичные для эпохи Просвещения. Некоторые ложи приближаются к типу ученого общества, собирают выдающихся представителей наук и искусств. Такой стала ложа Наук, основанная Лаландом в 1769 году и переименованная в «ложу Девяти Сестер». Лаланд был намерен собрать масонов, занятых именно научными исследованиями. В списках значились Вольтер, Франклин, Кондорсэ, Лаланд, Дюпати, Эли де Бомон, Курт де Гебелин, Дантон, Бриссо, Камилл Демулен, Сиейс, Бальи, Ромм, Тара, Пасторэ, Форстер, Кабанис, Парни, Ласепед, Шамфор, Франсуа де Нешато, Дедиль, Флориант, Грез, Берне, Гудон, Монгольфьеры и другие: здесь и будущие крупные политические деятели, и литераторы, и художники, и ученые. Подобной была и ложа «Энциклопедическая» в Тулузе, открытая в 1789 году, практически накануне революции. Едва открывшись, ложа уже подписывается на ряд научных изданий, покупает энциклопедию. Не прошло и года, как в ней стало не менее 120 членов, большинство — ремесленники.

О Великой французской революции было много домыслов. Да и сейчас есть. Главная их тема: какую роль сыграло масонство в этом движении? Когда революционная буря пронеслась, множество литераторов приписывало масонам ее происхождение. В 1797 году Джон Робинсон доказывал существование заговора франкмасонов и иллюминатов против всех религий и правительств Европы, причем утверждал, что во французских ложах развился зародыш пагубных начал, разрушивших религию и нравы. В том же году иезуит Августин Баррюэль издал знаменитые «Мемуары к истории якобизма». Он доказывал, что ложи распространялись по городам, селам и местечкам Франции и по приказу некого центрального комитета готовы были начать восстания, превращаясь в якобинские клубы.

На самом же деле и в без того обессиленных ложах начинается период стагнации. Они погружаются в оцепенение, засыпают — такое ощущение, что их вообще покидает жизнь. Лишь немногие обращаются с приветственными адресами к национальному собранию, но большинство безмолвствует. Политическая и социальная борьба ворвалась в тихий приют масонов. Одни эмигрировали, другие ушли в политические клубы. Немногие ложи нашли силы продолжать свои прежние занятия в это бурное время и реагировать на события дня. По мере того как замирала жизнь в отдельных ложах, засыпали и центральные органы. Если еще в 1791 году «Великий Восток» открывал новые ложи, то уже в декабре 1792 года герцог Орлеанский, принявший имя Луи-Филиппа-Жозефа Эгалите, публично сложил с себя звание гроссмейстера.

Казалось бы: по стране вихрем пронеслись разрушительные события — это ли не время для филантропии и благотворительности во всех ее формах? Однако лишь одна забота на время вливает оживление в тусклое прозябание уцелевших лож — сборы пожертвований на обмундирование волонтеров. Место былых лож заняли народные общества, демократические по составу, открытые для всех и связанные с активным центром — Якобинским клубом в Париже. Быть может, единственным опытом слияния франкмасонских идеалов с революционной практикой явился Социальный кружок, основанный аббатом Фоше. Он задался целью учредить всеобщее братство человеческое во имя правды и любви к ближнему. В евангельском учении Христа пламенный аббат старался указать начала равенства и братства. Но вскоре основатели клуба разошлись во взглядах, сам Фоше занял место конституционного епископа, и Социальный кружок распался.

Однако же для такого паралича основания, безусловно, были. Сумрачный покров революционного террора окутывает французское общество. Гибнет на эшафоте бывший гроссмейстер Филипп Орлеанский, гибнет часть членов «Великого Востока». Лишь три ложи в Париже поддерживали свою деятельность: «Центр Друзей», «Друзья Свободы» и «Святого Людовика Мартиники».

Но и печальным событиям когда-нибудь настает конец. Кончается террор — просыпаются и ложи: в 1795 году энергичный Реттье де Монтало вызывает к жизни новый «Великий Восток» и способствует его примирению с остатками старой ложи (1799 г.) Но прежний дух филантропии уже не витает над масонством. Ложи покорно живут старыми, традиционными формами. Умножается число банкетов патриотического содержания и прокладывается путь для того парадного сервилизма, который охватывает ложи во время первой империи. «И обновишь лик земли!» — гласил гордый девиз «Великого Востока»… Но само масонство было лишь струйкой в том могучем идейном потоке XVIII века, который закончился Великой французской революцией.

Итак, с масонством, сервированным по-английски и по-французски, мы познакомились. Заглянем же в немецкие дома — что там? Пусть не покажется удивительным, что стремление к таинственному и экстрасенсорному в Германии было, пожалуй, сильнее всего. Ведь романтизм — обратная сторона агрессивности и экспансивности. Особого же распространения этот немецкий трансцендентальный романтизм достиг в столетие Просвещения. Вопреки всем законам эпохи, несмотря на все успехи естественных наук и точного знания XVII–XVIII веков, едва ли не большинство членов немецкого общества предпочитало оккультные практики и мистические грезы.

Вот на такой, сугубо немецкой почве было взращено масонство в Германии. Его история — это самые яркие страницы немецкого оккультизма, чародейства, а иногда и прямого шарлатанства. Первоначально масонство пришло в Германию из Англии. Все английское было тогда в большой моде и всюду находило для себя множество почитателей. Первым немецким масоном стал владетельный граф Шаумбург-Липпе, который еще в самом начале 20-х годов XVIII века был принят в масонскую ложу в Лондоне. С тех пор число масонов в Германии стало расти довольно быстро, но еще примерно лет десять в Германии своих лож не было — немецкие масоны должны были пересекать Ла-Манш, чтобы попасть на заседания английских лож. Только в 1733 году английское высшее руководство масонов разрешило «одиннадцати немецким господам и добрым братьям» открыть в Гамбурге постоянную ложу, и только в 1737 году масонская ложа в Гамбурге начинает свою деятельность: причем сначала безымянная, лишь в 1741 году принимает-таки название — Absalom . Самым крупным ее успехом на первых порах было привлечение в члены прусского кронпринца, позднее короля Фридриха II. Это произошло в 1738 году, когда он сопровождал своего отца, короля Фридриха-Вильгельма I, в поездке по Голландии.

Поначалу Фридрих весьма активно взялся за дело: идея пришлась ему по душе. Немедленно по возвращении на родину он основал при своем замке в Рейнсбурге масонскую ложу. Вступив на королевский трон, Фридрих продолжает покровительствовать масонам и даже принимает звание гроссмейстера незадолго до того основанной берлинской ложи Aux trois Globes (фр. «Три глобуса»). Позднее Фридрих к масонству охладел, но в 40-х годах его принадлежность к ордену имела для немецкого масонства огромное значение. Его примеру один за другим стали следовать и другие немецкие государи.