Жан-Поль Ру - История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней

В эпоху, которую называют сельджукской и которая вполне достойна так называться, возник удивительный феномен, который, как мне кажется, привлекает слишком мало внимания. После того как не меньше века во всей Западной Азии тотально доминировали тюрки в лице сельджуков, Газневидов, Караханидов, в XII в. вновь усилились иранцы. В самом деле, тогда были созданы три великих империи, достигших высшего могущества на рубеже тысяча двухсотого года и занимавших в то время важнейшее место: две в Иране — империи Гуридов и хорезмшахов и третья за пределами Ирана — империя египетских и сирийских Айюбидов. Я отнюдь не игнорирую оговорки, которыми надо сопроводить такое утверждение, имеющее общий характер и, возможно, недостаточно учитывающее нюансы. Только Гуриды были в полной мере иранцами по происхождению, по составу армии, по территории, над которой властвовали. Хорезм был иранской империей, и в его войске служили иранцы (впрочем, тюркизировавшиеся), но управлялся он тюрками; Айюбиды были курдами, но повелевали арабской страной. Тем не менее воскрешение произошло, и нас оно удивляет. А если идти дальше, нельзя ли сказать, что империя Сельджукидов была иранской? Спросим об этом Низам ал-мулка.

Сельджукские султаны, принявшие ислам из политических соображений, включились в игру и стали добрыми мусульманами-суннитами, иногда доходя до крайних пределов фанатизма. Они объявили себя врагами шиитов и не оказались клятвопреступниками. Они сделали шиитов главной мишенью. Зато их люди, особенно жившие в племенах, оставались такими же, как прежде, долго хранили древние верования и были мусульманами немногим более чем по названию. От этой привязанности к традициям и поныне остались далеко не только жалкие следы, о чём я могу авторитетно свидетельствовать, посвятив часть жизни их изучению. О степени исламизации тюрков в XIII в. можно судить по тому, что Шейад Хамза, учёный поэт, не народный, начинает свой текст с классического воззвания «Бисмилляхи ар-Рахман ар-Рахим» (Во имя Бога, милостивого, милосердного) и сразу же переводит на тюркский эти арабские слова, которым бы следовало быть привычными для маломальски образованного мусульманина.

Удивительное заявление Низам ал-мулка, которого невозможно обвинить в агностическом уклоне, проясняет религиозную политику Сельджукидов: «Царство держится при неверии и не держится при притеснении и насилии» (II). Однако, если для борьбы с дедовскими верованиями тюрков не принималось никаких серьёзных мер, если к представителям других религий, за некоторыми исключениями, проявлялась терпимость, то с шиитами вообще и с самым экстремистским их крылом, исмаилитами, в особенности, сельджукское правительство вело яростную борьбу.

Исмаилизм представляет собой одну из ветвей шиизма. Он увидел свет в VIII в., после того как в 765 г. умер пятый из преемников Али, то есть шестой имам, «предводитель», Джафар ас-Садик, личность выдающаяся, законодатель, алхимик, поддерживавший тесные связи с представителями разных религий империи и разных направлений мысли своего времени, наделённый очень широким взглядом на вещи. Такая же открытость обнаруживается у большинства членов его секты, и что примечательно — даже по сей день у последних её представителей, «неоисмаилитов», которых возглавляет Ага-хан. Шиизм предписывал, чтобы передача полномочий его предводителей, имамов, происходила по наследству по праву первородства либо по назначению отца, выбирающего одного из сыновей. Джафар выбрал наследником своего сына Исмаила, но тот умер раньше отца. В то время как большинство верующих признало право стать имамом за младшим сыном, рождённым от рабыни, меньшинство отказалось верить в смерть Исмаила, седьмого имама, и заявило, что он по-прежнему жив, скрылся, находится в тайном месте, откуда продолжает руководить общиной, и однажды вернётся как махди , «спаситель», накануне Судного дня. Те, кто придерживался этой точки зрения, получили название «исмаилиты», потому что тяготели к Исмаилу, или «семиричники», потому что признавали семь имамов. Те, кто поддержал младшего сына и его потомков, были названы имамитами, или двунадесятниками, потому что признавали двенадцать имамов.

Хотя исмаилиты были активны, они долго вели скрытую жизнь, о которой мы всё ещё почти ничего не знаем, пока в 909 г. один из них не объявил себя потомком Али и Фатимы, дочери Пророка, имамом, который покинул тайное убежище. Ему удалось захватить власть в Ифрикии (Тунисе), завоевать Египет и основать халифат Фатимидов. Всё шло хорошо до 1094 г., пока смерть одного из его потомков, халифа ал-Мустансира, не спровоцировала глубокий кризис. Сторонники старшего сына покойного, Низара, не допущенного к наследованию, откололись от исмаилитов и вновь стали скрываться. Через некоторое время иранец Хасан ас-Саббах, родившийся в Куме в середине XI в. и обратившийся в «низаризм» во время поездки в Египет, сумел собрать значительную группу сектантов, сначала в Иране, потом в Сирии, и вдохнул в исмаилизм новую жизнь. Его сторонников незамедлительно атаковала сельджукская власть, и им пришлось искать убежища в горах. В 1090 г. они захватили цитадель Аламут к северо-западу от современного Тегерана, а потом несколько других. В 1092 г. сельджуки штурмовали эти неприступные укрепления, так и не взяв их, но пребывание тех, кто там укрылся, они сделали нелёгким. Преследуемые, затравленные, исмаилиты не нашли иного способа защитить себя, спасти себе жизнь, кроме как создать корпус фидаи («тех, кто жертвует собой») и посылать их, одурманенных гашишем (отсюда хашишин , «ассасин», как результат сомнительной игры слов), покушаться на жизнь врагов. Они убили многих из самых великих (халифов), из самых могущественных, начиная, может быть, с визиря Низам ал-мулка в 1092 г. Они приобрели огромную известность даже в Европе, со средних веков вплоть до наших дней, и их образы вдохновляли авторов многих сказок и романов.

Я далёк от мысли оправдывать их преступления! Но надо понимать причину, по какой они их совершали — это было отчаяние, — и, прежде всего,, не надо судить об исмаилизме только по ним. Идеология секты была из самых возвышенных и, как хорошо сказал Анри Корбен, «представляла собой по преимуществу гнозис в исламе». Она проповедовала, как, впрочем, и весь шиизм, искупительную ценность страдания (это христианское, а не мусульманское положение), вечное присутствие божественного света, который передаётся из поколения в поколение, чтобы направлять людей и давать им откровение (а это очень иранская идея), пришествие чистого духовного ислама. Она дошла даже до отмены шариата, правда, ненадолго (1164-1210), и в ходе торжественного празднования, состоявшегося в 1164 г. в Аламуте, назвала это событие «Великим Воскресением».