Иван Трофимов - Поиски и находки в московских архивах

15 октября 1836 года в «Северной пчеле» (№ 236) в отделе «Смесь» было помещено следующее сообщение: «В вышедшей на сих днях третьей книжке Современника находится, между прочими любопытными статьями в стихах и прозе, одно стихотворение А. С. Пушкина, превосходное по предмету, по мыслям, по исполнению. Не можем отказаться от удовольствия выписать это произведение, одно из лучших свидетельств, что гений нашего поэта не слабеет, не вянет, а мужается и растет, что Россия должна ждать от него много прекрасного и великого. Вот это стихотворение».

Поэт с большим интересом прислушивался к мнению читателей. После того как «Полководец» был опубликован, он спрашивал А. О. Россета, обучавшегося в пажеском корпусе, как находят это стихотворение в кругу военной молодежи. При этом Пушкин добавлял, что он вовсе не дорожит мнением знатного, светского общества. Позднее, уже после смерти поэта, с одобрительным отзывом о «Полководце» выступил в 1838 году В. Г. Белинский. Он назвал его «превосходным» [99] См.: Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 2, с. 355. . Общеизвестны и другие интересные высказывания великого критика об этом стихотворении.

Стихотворение вызвало печатный протест со стороны Логгина Ивановича Голенищева-Кутузова.

Л. И. Голенищев-Кутузов был генерал-казначеем флота, председателем ученого комитета морского министерства, членом Российской академии. Его перу принадлежит много компилятивных и переведенных книг и статей. Во второй половине 1830-х годов 66-летний старик Л. И. Голенищев-Кутузов был уже не у дел.

Прочитав в «Современнике» стихотворение «Полководец», Л. И. Голенищев-Кутузов решил выступить в печати с брошюрой, направленной против Пушкина. Разрешенная 3 ноября 1836 года к печати цензором П. Гаевским книжка Л. Голенищева-Кутузова была вскоре набрана и 8 ноября 1836 года вышла в свет тиражом в 3400 экземпляров. Л. Голенищев-Кутузов писал:

«В «Полководце» описание галереи с портретами генералов, подвизавшихся в Отечественную войну, прекрасно, но некоторые мысли и стихи до знаменитого полководца относящиеся, противны известной истине, противны его собственным словам, его отличительным свойствам; состоят из вымыслов, преувеличений, ни мало не нужных, когда дело идет о человеке, которого деяния принадлежат истории. — Меня удивили следующие стихи:

Прочитав сию строку, можно подумать, что полководец был один из небольших в Германии владетельных князей, или другого государства вельможа, который, узнав, какою опасностию угрожаема Россия, отказался от владения или продал свое имущество, оставил отечество и с своими сокровищами, с своими известными великими способностями, явился спасать Россию. — Все в жертву ты принес земле тебе чужой — всякое слово в сей строке противно истине. Воспеваемый полководец был лифляндец, следовательно, Россия для него не чужая земля, лифляндцы для нас не иностранцы, и они и мы должны удивляться сему изречению. Лифляндские дворяне в течение ста лет, со времен императрицы Анны Иоанновны, во все бывшие кровавые войны, не исключая ни одной, кровью своею доказали, что Россия для них не чужая земля, приобрели полное право носить имя русских, и отличное их служение на всех поприщах сие подтвердило; а поэт для мнимого превознесения своего героя решил, что он хотя и лифляндец, но не русский и Россия для него земля чужая; следовательно, поэт решил, что и другие лифляндцы, служившие в России на разных поприщах, тоже не русские. Сие пиитическое решение удивило меня тем более, что оно противно мнению полководца, которое я неоднократно от него слышал. Все в жертву ты принес — каждый служащий на военном поприще несет в жертву всю жизнь, а богатый военнослужащий иногда приносит в жертву свое имущество, проживаемое на службе. Что ж принес в жертву России описываемый полководец? — Ничего!» [100] Цит. по кн.: Мануйлов В. А., Модзалевский Л. Б. «Полководец» Пушкина // Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1939, вып. 4-5, с. 148-149. .

Протест Л. Голенищева-Кутузова вызвали и стихи:

В автографе в альбоме Елены Павловны он читается:

«Сей стих, — писал Л. Голенищев-Кутузов, — для меня совершенно непонятен. Многие военные писатели на разных языках и преданные Наполеону признали, что до взятия и после взятия Смоленска он сделал важные ошибки, и что ежели бы остался в Смоленске, последствия могли быть совсем другие. По мнению поэта, что воспеваемый им полководец своими действиями спас Россию, должно предполагать, что он предвидел и знал все ошибки, которые сделает Наполеон в войне против России. — За год вперед предвидеть ошибки Наполеона, не в делах политических, не по внутреннему управлению, а именно ошибки его по военному искусству, и в таких действиях, которые не начаты!!! Подобною способностью к предвидению, к проницательности кажется никто не был одарен, — и наш полководец был чужд, далек от такого беспредельного самомнения, каковое ему приписует поэт» [101] Там же, с. 150. .

К теме «Полководца» Л. Голенищев-Кутузов неоднократно обращается и в своих дневниках. Так, 17 октября 1836 года он вносит следующую запись:

«Вчера... был день моих именин, а потому все мои родные и добрые друзья приехали нас навестить, была и кузина Лиза Хитрово. О Пушкине. Говорю о нем вот почему: она была очень возбуждена и крайне раздражена стихами, которые Пушкин написал к портрету Барклая, отметив его замысел спасения России своими пресловутыми маневрами в 1812 году. Стихи эти в Современнике. Среди них есть и прекрасные, но они совершенно противны истине — он говорит между прочим:

от первого до последнего слова — ложь. Барклай был сыном бедного лифляндского дворянина или офицера, следовательно, Россия не была для него чужая земля, он не был иностранцем, он не отделил своего состояния в Лифляндии от России, потому что ничего не имел, следовательно, ничего в жертву не принес. — У кузины были слезы на глазах, она говорила мне о неблагодарности Пушкина, которого так хорошо приняла, — я сказал, что она совершенно напрасно его так принимала, и я узнал, что он сочинил на нее оскорбительные эпиграммы. Ее дочь должна убрать его портрет из своей комнаты — лучше написать об этом послезавтра» [102] Перевод с французского: Интересна и следующая дневниковая запись Л. И. Голенищева- Кутузова: «Четверг. 5-е (ноября 1836 г.). Вчера я пригласил мою дорогую и возлюбленную кузину и отчима приехать и послушать чтение того, что написал, — они ожидали, во-первых, что там будут порицания поэту, во-вторых, что я стану умалять заслуги Барклая, в-третьих, что я буду выражать хвалу дорогому дядюшке. Ничего этого они не нашли, и все выражено наилучшим образом. Поэту — только хвала, признаны заслуги одного Барклая не только как полководца, но и как частного лица — я даже воспользовался надписью на его памятнике. — Предводительствуя победоносною российскою армией, вступил в Париж — наконец я ни слова не сказал в похвалу дядюшке, я привел только выдержки из двух документов. Мои дорогие слушатели были очарованы (не хвалюсь) тем, как я доказал, что Пушкин сказал нелепость — между прочим — все в жертву ты принес земле тебе чужой, а Барклай был лифляндец, я воспользовался этой нелепостью, чтоб сказать, что лифляндское дворянство, в течение столетия проливая свою кровь во всех войнах, веденных Россией, доказало, что Россия им не чужбина, что они русские. Это замечание превратило лифляндцев — верно сказано — в славных русских. И они не будут на меня в обиде, что я так сказал» (цит. по кн.: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1939, вып. 4-5, С. 150). .