Иван Трофимов - Поиски и находки в московских архивах

В действительности «возмущение» дочери Кутузова не было таким сильным, как об этом свидетельствует Л. Голенищев-Кутузов. Все дальнейшие поступки Елизаветы Михайловны Хитрово свидетельствуют о ее исключительной преданности великому поэту. Когда Л. И. Голенищев-Кутузов решил выступить со своей злополучной полемической брошюркой о «Полководце», Е. М. Хитрово сразу поставила в известность об этом Пушкина, предупредила его о грозившей ему неприятности.

«Я только что узнала, дорогой друг, — писала она, — что цензура пропустила статью, опровергавшую ваши стихи. Лицо, написавшее ее, в ярости на меня и не пожелало ни за что ни показать мне ее, ни взять обратно (из цензуры). Меня не перестают тревожить из-за вашей элегии — я словно мученица, милый Пушкин, но люблю вас оттого еще больше и верю вашему преклонению перед героем и вашему хорошему отношению ко мне...» [103] Переписка Пушкина / Под ред. В. И. Саитова. СПб., 1911, т. 3, с. 377. .

Выпады Л. Голенищева-Кутузова против Пушкина вызывали восхищение С. С. Уварова, высмеянного поэтом в знаменитой оде «На выздоровление Лукулла» [104] 3 ноября 1836 г. Л. И. Голенищев-Кутузов записывает: «Не только цензор, но и их главный начальник Уваров был в восхищении от моих 3 страниц. Они дали свое разрешение, сегодня утром сейчас их печатают. Завтра будут готовы, не меньше, чем в количестве 3400 экз...» (цит. по кн.: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1939, вып. 4-5, с. 154). . Злорадствовали не только С. Уваров и его клевреты, но и многие другие враги Пушкина.

Поэт решил в «Современнике» парировать удары своих недоброжелателей: он опубликовал свое «Объяснение» в связи с выходом брошюры Л. Голенищева-Кутузова. «Слава Кутузова, — писал Пушкин в «Объяснении», — неразрывно соединена со славой России, с памятью о величайшем событии новейшей истории. Его титло: спаситель России; его памятник: скала Святой Елены!

...Неужели должны мы быть неблагодарны к заслугам Барклая-де-Толли, потому что Кутузов велик? Ужели, после 25-летнего безмолвия, поэзии не позволено произнести его имени с участием и умилением?

Вы упрекаете стихотворца в несправедливости его жалоб; вы говорите, что заслуги Барклая были признаны, оценены, награждены. Так, но кем и когда?.. Конечно, не народом и не в 1812 году. Минута, когда Барклай принужден был уступить начальство над войсками, была радостной для России, но тем не менее тяжела для его стоического сердца... Барклай, не внушающий доверенности войску, ему подвластному, окруженный враждой, язвимый злоречием, но убежденный в самого себя, молча идущий к сокровенной цели и уступающий власть, не успев оправдать себя перед глазами России, останется навсегда в истории высоко поэтическим лицом». Пушкин стремился не только воздать должное воинским подвигам Кутузова и Барклая-де-Толли — это для него было несомненным, но и раскрыть величие нравственного облика двух полководцев.

Поэт не ставил основной целью оценить воинские заслуги Барклая. Он писал: «Стоическое лицо Барклая есть одно из замечательнейших в нашей истории. Не знаю, можно ли вполне оправдать его в отношении военного искусства; но его характер останется вечно достоин удивления и поклонения».

Он был весьма далек от стремления видеть причины удач Кутузова в одном лишь его следовании стратегическим планам Барклая, ибо поэт говорил и о «превосходстве военного гения» Кутузова, о том, что он «один облечен был в народную доверенность, которую так чудно... оправдал».

В ответ на полемику, связанную с «Полководцем», Пушкин напечатал одновременно с «Объяснением» фрагмент написанного еще в 1831 году стихотворения «Перед гробницею святой...», в котором восхищался воинской доблестью и незаурядным полководческим талантом Кутузова, «маститого стража страны державной», «смирителя всех ее врагов».

С душевным трепетом, с поникшей головой он стоит перед гробницей великого полководца. Он славит «старца грозного» Кутузова, «столпов нависшие громады и их знамен нависший ряд».

Поэт восклицает:

Это стихотворение вносило полную ясность в оценку Пушкиным военной деятельности Кутузова. Пушкин отдает должное воинским подвигам, прозорливости и мудрости народного полководца М. И. Кутузова, высоко ценит его полководческий гений «стража страны державной».

Владелица альбома Елена Павловна была для Пушкина человеком, которому он мог доверительно сообщить даже полный текст своего «Полководца». Елена Павловна, урожденная Фредерика-Шарлотта-Мария, принцесса Вюртембергская (1806—1873), в 1823 году вышла замуж за младшего сына Павла I — великого князя Михаила Павловича. Если ее муж Михаил Павлович, по свидетельству Ф. Ф. Вигеля, «ничего ни письменного, ни печатного с малолетства не любил, из музыкальных инструментов признавал только барабан и презирал занятия искусствами» [105] Вигель Ф. Ф. — чиновник Московского архива Коллегии иностранных дел; с декабря 1824 года — бессарабский вице-губернатор, позднее — тайный советник. Автор «Записок» с воспоминаниями о Пушкине, с которым познакомился вскоре после окончания поэтом лицея. Долгие годы общался с Пушкиным. , что характерно и для Николая I, то Елена Павловна была человеком незаурядным, энциклопедически образованным, поражавшим всех широтой и бойкостью своего ума. Будучи парижанкой по воспитанию и характеру, она чувствовала себя чужой среди таких людей, какими были Николай I и Михаил Павлович. Она дружила с либеральными государственными деятелями, литераторами, музыкантами, артистами, учеными, которые собирались во флигеле Михайловского дворца, у княгини О. Одоевской и княгини Е. Львовой. Елена Павловна была хорошо знакома с В. А. Жуковским и П. А. Плетневым (которые обучали ее русскому языку), А. И. Тургеневым, В. Ф. Одоевским, П. А. Вяземским, А. Г. Рубинштейном, М. Ю. Виельгорским, Ф. И. Тютчевым, И. С. Тургеневым. Она живо интересовалась литературой и искусством. Николай I нередко советовался с нею в семейных делах и при всей своей самонадеянности прислушивался к ее мнению. И все-таки подозрительно относился к либеральничанию княгини.