Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

Когда Ревекка Соломоновна была жива, она всегда считала меня своей спасительницей».

И. Цынман

Хотя до Октябрьской революции для евреев были ограничения в местах для жительства, но они искали и находили возможность жить повсеместно в городах, местечках, деревнях.

С постройкой железных дорог евреи Смоленщины и Белоруссии стали селиться на железнодорожных станциях, где они находили работу на железной дороге, торговали на пристанционных площадях, занимались ремеслом, переработкой, скупкой и отгрузкой сельскохозяйственного сырья и продукции.

Большая еврейская община (более сотни евреев) жила вблизи Смоленска на станции Колодня. Сохранилась в памяти фамилия Пинусов. Один из них был директором Смоленского деревообрабатывающего завода. И хотя одно время он назывался «Красный пролетарий», в городе его именовали «завод Пинуса».

В торговле работали многие Рубиновы. В близкой к Колодне деревне Мох-Богдановка жили Гейвашевичи. Один был преподавателем в Смоленском пединституте. Жили евреи и на соседних железнодорожных станциях Духовская, Волчейка, Приднепровская, Кардымово.

В смоленской газете «Рабочий путь» от 18 марта 1995 года опубликована статья В. Кузьмина, посвященная 85-летию кардымовского молочно-консервного завода, расположенного в деревне Вачково. Построил его в 1910 году местный помещик А. Г. Гуревич. Новое производство хорошо вписалось в экономику региона. К 1914 году завод вырабатывал сгущенное и сухое молоко, сливочное масло. Предприятие имело хорошее оборудование для того времени, задумывалось оно как совместное русско-швейцарское производство с названием «Мильх-верке».

Новая власть оставила основателя завода А. Г. Гуревича в качестве руководителя. Правда, ненадолго. Продукцию завода забирали московские кондитерские фабрики, она ценилась за высокое качество. В тридцатые годы здесь стали вырабатывать сгущенное кофе и какао. В войну предприятие сильно пострадало, а в девяностые годы оказалось в глубоком кризисе.

Об этом было рассказано в статье «Рабочего пути». Были, оказывается, на Смоленщине не только евреи-ремесленники, земледельцы, молочники, торговцы, но и помещики, и рядом с ними русские молочники и еврейские тевье-молочники. Сейчас в этих местах евреев практически нет.

И. Цынман

Станция Гусино находится в Краснинском районе, в оживленном месте, недалеко от границы с Белоруссией. Евреи жили здесь издавна. В Гусине был организован национальный еврейский колхоз. Перед войной сюда переехали евреи из колхоза «Новый быт», который был в деревне Смилово, рядом с Маньковым. По воспоминаниям Льва Исаевича Беленького — инвалида Великой Отечественной войны, живущего в интернате для престарелых в Вишенках, евреи в Гусине жили, главным образом, на Советской и Пролетарской улицах.

Во время войны эвакуироваться успели немногие. 5–8 февраля 1942 года было расстреляно 265 евреев. На месте расстрела какой-то отставной прапорщик построил себе усадьбу.

В Гусине погибла вся семья Беленьких, семьи Симкиных, Айзенштат, Белкиных, Абкиных, Брискиных, Поляковых, Пайн, Дрендель, Шленских. Абрам и Гирша Шленские держали водяную мельницу на речке Березка, притоке Днепра, около деревни Дубровка.

Отец Беленького, Исай, был кожевником. Помнит Лев Исаевич парикмахера Фейгина, мясника Финкельштейна. Вспоминать и говорить о Гусине ему трудно.

Около военного городка в Гусине есть памятник погибшим евреям.

Записал И. Цынман

Вот что сообщил житель г. Смоленска Зуй Сергей Федорович, 1918 года рождения:

«На станции Красное и расположенных рядом деревнях Лонница и Красная Горка до войны проживало более десятка еврейских семей. Дома и хозяйства у них были хорошие, семьи были многодетными. В основном евреи занимались скупкой и заготовкой сырья, строительных материалов, продуктов питания, торговлей, а также огородничеством и ремеслами.

Местные евреи имели тесные связи с белорусским местечком Ляды. С Лядами сообщались через организованную евреями переправу через Днепр. Большую часть года здесь работал паром. Была связь и с недалекими Любавичами. В еврейских домах на станции всегда могли найти ночлег и необходимое обслуживание пассажиры, ожидающие поезда или гужевого транспорта. В годы оккупации все еврейское население этих мест погибло.

Прошло много лет, но долгожители станции помнят фамилии многих погибших евреев: Белкины, Гуревичи, Цыпины, Великовские, Певзнеры и другие. Белкины имели на станции Красное базу, где принимали доставляемое из Лядов и Любавичей сырье, а со станции — различные товары. Сырье сортировали и отправляли заказчикам. Часто за сырье расплачивались привозимыми по железной дороге товарами. Предметами купли-продажи были пенька, льноволокно, шкуры, зерно, строительные материалы, продукты питания. Белкин был расстрелян первым в самом начале оккупации.

Из семьи Великовских вспоминают Геську, его мать — бабушку Шейну, жену Ривку. Кто-то из Великовских был на фронте и уцелел. До недавнего времени его видели в Смоленске.

Большинство евреев станции Красное не успели эвакуироваться. В 1942 году полицаи собрали всех женщин, стариков, детей и погнали в Любавичи, где и расстреляли. Одна еврейка, чье имя забыто, была замужем за русским. Когда ее забирали, муж пошел с евреями. В Любавичах, вместе со своей семьей, он был расстрелян.

В наши дни связи Лядов со станцией Красное нет. Переправа через Днепр не работает. Ляды и станция Красное теперь в разных странах».

Софья Глушкина (агроном)

«До войны я жила в Минске. 24 июня 1941 года проводила мужа на фронт. Затем я вышла из города с ребенком, ему было восемь лет, и пошла на восток.

Я решила добраться до моей родины — города Красного, забрать отца и братьев. В Красном меня настигли немцы, они пришли туда 13 июля.

26 июля вывесили приказ — собираться жителям города. На собрании немцы сказали, что все могут въезжать в дома евреев. Еще они заявили, что евреи должны беспрекословно подчиняться всем распоряжениям немецких солдат.

Начали ходить по квартирам, раздевали, разували, били нагайками и плетьми.

8 августа в дом, где я жила, ворвались эсэсовцы. У них были жестянки с изображением черепа. Они схватили моего брата, Бориса Семеновича Глушкина. Ему было 38 лет. Стали его бить, потом выкинули на улицу, издевались, повесили на грудь доску, наконец, бросили в подвал. На следующее утро были расклеены объявления: «Все жители города приглашаются на публичную казнь жида». Моего брата вывели, у него на груди было написано, что сегодня его казнят. Его раздели, привязали к хвосту лошади и поволокли. Он был полумертвый, когда его убили.