А Слободской - Среди эмиграции [Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920]

— Нет, — ответил один из путешественников, беженец, — мы приехали сюда вне всякой эвакуации. Выехали на частном пароходе и как частные люди с заграничными паспортами. Каково положение дел на фронте у Слащева и Деникина, точно никто не знает. Успехам никто не верит. Известно лишь одно, что в Крыму будут сосредоточены все средства для борьбы с большевиками. Затем он повторил вопрос относительно ночлега. Дело вот в чем, — ответил владелец, — если вы не с эвакуацией, а просто как частные лица, то вам нигде, кроме как в гостинице, но удастся не только устроиться, но и переночевать. Но на всякий случай попытайтесь переговорить с секретарем нашего посольства. Быть может, он вам что-либо посоветует и поможет. Мало веря в успех своих переговоров с секретарем посольства, они все же узнали здесь адрес посольства и отправились.

На улице было уже темно. Дождь усиливался. Опять бесконечно узкие, кривые и залитые городской грязью улички. Неожиданно они выехали на сравнительно широкую и светлую улицу. Это и была «большая улица Пера», на которой находилось русское посольство. Двор посольства был не освещен, но ворота открыты. Ни привратника, ни сторожа у ворот не было и они не долго думая завернули арбу с вещами и въехали в глубину двора. Здание посольства было в глубине и перед ним был разбит небольшой, закрытый решеткой скверик. Остановив повозку, разыскали швейцара и от него узнали, где квартира секретаря посольства. Наконец, разыскали секретаря посольства Извольского; оказался весьма любезен и без всяких излишних разговоров предложил располагаться в одном из зал, во втором этаже. Через вестибюль поднялись во второй этаж и сразу же, за стеклянной дверью попали в зал. Одна небольшая электрическая лампочка скудно освещала зал и разбросанную почему-то по всему залу всевозможную мебель. Потом выяснилось, что эта мебель будто бы принадлежала прежнему русскому послу Щербакову и теперь, по случаю ликвидации этой должности и его отъезда, мебель распродавалась.

Все сложилось для них, в общем, не так уж страшно. Скоро все улеглись и заснули крепким усталым сном.

На следующий день, с утра началось знакомство с посольским зданием и городом. Параллельно присматривались и подыскивали какую либо работу.

В кармане у всех было около 2 лир, на что можно было прожить вдвоем не более 4–5 дней. Соседний зал справа, оказывается, был уже занят несколькими семействами и одиночками, прибывшими сюда до и после одесской и ростовской эвакуации. Каждый расположился на полу, отгородив свое место чемоданами и корзинами. Никакой мебели, даже самой примитивной здесь не было. Все жили в таких условиях уже около двух недель. В большинстве это были временные жильцы, собиравшиеся выехать частью в Болгарию и Сербию и дальше на запад, частью обратно в Крым. Весь день у них был занят в добывании виз, документов, билетов и проч. К вечеру почти все собирались и начинался оживленный обмен впечатлениями за прошедший день. В левом голубом зале, отделенном от среднего стеной и дверьми, были тоже жильцы — «привилегированные», «лошадиная порода», как называли беженцы между собою всех «сиятельных» за их длинные, вытянутые физиономии. Они заранее, еще в России, знали о возможности остановиться в посольстве и с соответствующими письмами прямо с пристани прибывали сюда. Обстановка здесь была несколько иная. Правда, кроватей не было, но зато здесь были стулья и столы. Кроме того, этот зал отапливался и по утрам убирался посольской прислугой. Им оказывали внимание из уважения к их высокому происхождению и прежнему положению. Жильцы этого зала, абсолютно все подлежали дальнейшему отправлению в Англию Францию, Италию и Германию. Все требуемые для этого формальности и основания у них были и им необходимо было лишь отбыть карантинный двухнедельный срок.

Здесь же позади и немного сбоку помещалось здание бывшего драгоманата, теперь занятое под канцелярию и контрразведку военного представителя главнокомандующего вооруженными силами юга России. После вступления союзников в Константинополь было восстановлено русское посольство. От правительства ген. Деникина послом был назначен Щербаков. Теперь же, в связи с крушением деникинского фронта, под давлением англичан, должность русского посла в Константинополе была ликвидирована и вместо посла назначен военный представитель от ген. Деникина при верховном союзном командовании в Константинополе. Первым военным представителем был ген. Агеев. Главноуполномоченный по делам беженцев в Турции — ген. Половцев. При выходе из посольства налево, на противоположной стороне через четыре дома находилось русское консульство, где помещалось и управление русского Красного Креста. Еще немного далее, на площади против туннеля, соединявшего «Пера» с «Галатой», расположен был отдел пропаганды добровольческой армии — «Осваг», в громадных витринах которого были вывешены карты военных действий, с передвижным фронтом, и вывешивались официальные сообщения от штаба Деникина.

Почти напротив посольства, в узкой боковой уличке помещалась редакция единственной местной русской газетки, «Вечерняя Газета» под редакцией Максимова. Субсидировалась она военным представителем, а впоследствии «национальным центром» Константинопольского отделения. Издавалась на французском и русском языках и с тиражом, первое время, около 200–300 экземпляров.

Далее расположилось управление всероссийского земского союза и союза городов, перекочевавших сюда вместе со всем своим штатом после эвакуации и падения Ростова. Здесь же помещалась первое время и русская почта, обслуживавшая русских беженцев и бывшая посредником между главной турецкой почтой и беженцами.

Все эти учреждения были центральным нервом всей жизни беженцев в Константинополе. Если кто желал что нибудь узнать, навести справку, разыскать знакомого, найти или предложить работу, — все шли сюда со всех концов города. Обычное место сбора был посольский двор, своего рода беспроволочный радио-телеграф и клуб. Здесь получались всевозможные сведения, невероятные слухи и распространялись отсюда с невероятной быстротой по всему городу и «беженскому миру».

Материальное положение большинства было тяжелым. Некоторые голодали по несколько дней, не видя порой куска хлеба. Была возможность уехать на один из «Принцевых островов» и там жить на пайке одного из союзных правительств. Рассказы же прибывавших изредка оттуда о чисто животном образе жизни русских и, главное, нравственное сознание удерживали их от этого шага. Многие впоследствии, не имея сил дальше бороться с голодом и безработицей, уезжали на острова, с намерением вернуться через некоторое время. Но ничегонеделание и нравственная пустота заедали и они остались там до расформирования этих беженских лагерей. В большинстве населения посольских зал были семьи офицеров и чиновников, находившихся в армии ген. Деникина и эвакуировавшихся в последнюю эвакуацию из Одессы и Ростова. Все нервно и озлобленно говорят о Шиллинге и Деникине, но говорят тихо и с теми, кому наиболее доверяют. Шпионаж развит довольно сильно и были случаи, когда некоторых, наиболее откровенных, хватали и отправляли до суда в Крым. Этим делом ведал «драгоманат».