А Слободской - Среди эмиграции [Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920]

Второй неиссякаемой злобой дня и «темным пятном» в эпоху «царствования» гетмана Скоропадского были переговоры с большевиками о мире.

Начало переговоров и приезд Раковского прошли как-то незаметно для больших масс эмиграции и населения. Лишь впоследствии, в связи с развитием переговоров и соответствующей «информацией» Шульгинского «Киевлянина», интерес начал «возрастать».

Основное население Киева почти совершенно не интересовалось этим вопросом и смотрело на переговоры, как на одну из очередных немецко-гетманских комедий.

Пришлый элемент, правящий класс — эмиграция, во главе с газетами «Киевлянин» и «Новое Время» — освещали события, злобствовали и бесновались, предрекая близкий конец гетману.

Разговорам, толкам и предположениям о причине, побудившей гетмана вступить в переговоры с большевиками, не было конца. Одни наивно утверждали, что гетман получил от них взятку, что даже видели, как золото перевозили в автомобилях от дома Советской делегации прямо во дворец к гетману. Другие утверждали, что это дело рук немцев, желавших «помирить» гетмана с большевиками и затем вовсе уйти из Украины. Третьи — что это желание Антанты — помирить гетмана с Советской Россией и общими силами ударить на немцев…

И так до бесконечности. Каждый день, вплоть до самого отъезда делегации, выдумывались новые объяснения факту легального пребывания большевиков в Киеве.

Каждый день газеты приносили известия о новых раскрытых заговорах, арестах, крушениях поездов и восстаниях. Все это связывалось в одну первопричину: приезд Советской делегации.

Некоторые газеты открыто указывали, что Советская делегация есть штаб большевиков, прибывший для поднятия восстания на Украине и установления Советской власти.

Такие газеты требовали разрыва переговоров и чуть ли не ареста всей делегации.

Кампания, имела свои результаты. Аресты действительно усилились, главным образом, среди рабочих и населения окраин. Буквально на каждом шагу встречались контрразведчики. За малейшее неосторожно-высказанное слово немедленно арестовывали и препровождали в переполненные тюрьмы. Расстрелы, вообще процветавшие, вспыхнули с новой силой и достигли крайнего предела. Все это производилось, конечно, при благоприятном и деятельном участии немецкой комендатуры, но так, что немцев никогда и нигде при этом не видели. Списки намеченных жертв составлялись в комендатуре на Думской площади и для выполнения отправлялись в гетманскую комендатуру на Прорезную улицу. Нередко можно было видеть группы человек 10–15, сопровождаемых немецким конвоем. Это были наиболее важные «преступники», которых немцы не доверяли гетманской охране.

Перед самым петлюровским восстанием мирные переговоры были прекращены, в силу возникших неопреодолимых разногласий. Советская делегация уехала. Перед ее отъездом, среди гетманцев было намерение арестовать Раковского, а с ним и всю делегацию. Это намерение было предотвращено лишь благодаря немцам. Настроение рабочих, готовых выступить в защиту делегации, было хорошо известно гетманцам, и это также помешало выполнению их плана.

Отъезд Советской делегации в значительной мере отразился и на некоторой наиболее дальнозоркой части эмиграции. Многие прямо говорили: «теперь нам здесь делать нечего. Надо собирать чемоданы и лететь дальше на юг… Кажется, опять начинается осень».

Бегство Петлюры, революция в Германии, усилившиеся восстания на Украине и ряд прочих грозных признаков говорили о приближении революционных конфликтов.

После разгона Центральной Рады, Петлюра вновь и якобы полностью уходит в свою работу в Киевском губернском земстве, где он был председателем.

В действительности же он подготовлял восстание, пользуясь земством, как центром средоточия своих сил.

В самый разгар его работы немецкая контрразведка раскрыла все его планы.

Петлюра и ряд его ближайших сообщников и помощников были арестованы и переданы в распоряжение гетманских властей.

Петлюра в Лукьяновской тюрьме продолжал разрабатывать план организации восстания. Вскоре гетман, по приказу немцев, освободил Петлюру из тюрьмы под «честное слово». А через недели две — три петлюровцы подняли восстание. Повстанцы быстро захватили Екатеринослав, Винницу, Умань, Житомир, Полтаву, Харьков. Гетманские войска сдаются и разоружаются. Кольцо восставших постепенно сближается и замыкается вокруг Киева.

Восстание наполнило Киев новыми потоками беженцев. Главным образом, это были помещики.

Вокзал и все прилегающие станционные постройки превратились в единый ночлежный дом. Здесь было все завалено чемоданами и прочими принадлежностями «недалекого и быстрого» путешествия.

Дети, старики, старухи, молодые, одетые в свитки и по последней моде, больные и здоровые…

Все это металось из стороны в сторону, как встревоженное дикое стадо, почуявшее опасность.

Ноябрь…

Петлюра подступил к Киеву и окружил его плотным кольцом своих сечевиков. Началась правильная осада.

Все офицерские и сердюцкие полки гетмана, находившиеся в Киеве, брошены на защиту подступов к Киеву. Святошино, Боярка, Дарница становятся ареной беспощадных боев. С обеих сторон проявляется неслыханная жестокость. Пленных в плен не брали, а здесь же, на поле сражения, после диких надругательств и мучений убивали, или же живьем закапывали в землю.

С утра до ночи гремели орудия. Канонада становилась ближе и ближе.

Неимеющая сил бежать белая эмиграция и часть населения Киева жили исключительно слухами, передаваемыми самым верным беспроволочным телеграфом — «Крещатиком». Каждый слух, каждая новость-небылица, пущенная запуганным обывателем для собственного успокоения, моментально становились достоянием всего города.

В немцев в это время уже никто не верил, тем более, что у них произошла революция.

В общем, последние дни они держались пассивно-нейтрально.

«Верхи» это обстоятельство быстро уловили, и ориентация была взята на Антанту.

Начали появляться телеграммы собственных корреспондентов (из Киева-же) о высадке десанта французов в Одессе, Николаеве, Крыму и т. д. Затем постепенно эти десанты продвигались по железным дорогам на выручку Киева, были уже в Жмеринке, через день их видели (по достоверным источникам) уже в Казатине, а некоторые счастливцы даже уже в Киеве, во дворце гетмана. Помню, однажды, уже в конце ноября, дела гетмана были настолько плохи, что немцы держали наготове поезд под парами, чтобы в случае чего, немедленно вывезти из Киева «его светлость» и присных с ним.

Настроение населения было пониженное. Барометр — Крещатик это ясно отражал.

События развернулись с такой быстротой, что удрать удалось лишь весьма немногим счастливцам. Теперь, когда петлюровская опасность надвинулась весьма реально, толпа глухо и злобно, по обывательски, волновалась, проклиная и немцев, и гетмана, и большевиков и, вообще, всех, о ком она могла подумать в эту минуту.