А Слободской - Среди эмиграции [Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920]

В учреждениях полная растерянность. Никто ничего не знает и не хочет ничего делать. При всяком удобном случае начинается разговор о наступающих большевиках и событиях. Слова: большевик, Курск, Май-Маевский, Кутепов, отступление, наступление, Орел и т. д., до бесконечности слышны на каждом шагу.

За то, различного рода благотворительные общества, комитеты, организации, союзы и кресты (если не ошибаюсь, их было три: красный, синий и белый) — развивали якобы свою деятельность до максимума. Все газеты ежедневно были полны сообщений о происходивших там заседаниях.

Но по существу же, все сводилось к одним самоутешающим разговорам.

Как на таковой, укажу на один случай, имевший место.

Между двумя организациями произошла борьба за право и возможность поставить кипятильники с водой на станциях, по линии движения беженцев. Каждая из борющихся сторон довела свой спор чуть ли не до ген. Деникина, но когда их помирили, то оказалось… что ни те, ни другие не имеют кипятильников.

Бросились к англичанам. Те пообещали прислать из Англии, в самом срочном порядке.

Много нашумела история с полушубками.

Одна из организаций взяла на себя поставку нескольких тысяч полушубков и валенок. Это было в конце лета. Прошло три месяца. Все уже о них перестали и думать, но вспомнило военное ведомство и запросило о судьбе поставок.

Весь город был поставлен на ноги: искали полушубки. Нигде ничего не было, но в конце-концов разыскали какого-то представителя американской или английской фирмы, который имел эти полушубки, и даже в Ростове. Начались торги. Фирма предложила следующие условия: военное ведомство закупает у фирмы табак, несколько тысяч пудов, и достает разрешение на вывоз его за границу. А после производится товарообмен: табака на полушубки и с соответствующей доплатой.

Темная сторона сделки была очевидна.

Но она прошла благодаря тому, что в ней участвовал сам начальник штаба, ген. Романовский.

Ростов был центром в деле распродажи имущества России оптом и в розницу.

В 20 числах ноября на вокзале было вывешено объявление о прекращении движения поездов на Харьков, хотя по сообщению штаба Деникина красные были еще около Курска.

Вслед за этим была объявлена мобилизация всех и вся включая и так называемое ополчение, т. е. чуть ли не до 55-летнего, возраста.

В городе создалась паника.

Всех инакомыслящих и за всякое неосторожно сказанное слово хватали. После этого схваченный исчезал бесследно.

На Таганрогском проспекте, проходивший с группой солдат мобилизованный студент вел разговор о событиях и как-то вскользь выразился о бесполезности и гибельности для русского народа всей этой борьбы. Шедшие сзади 3 офицера — алексеевцы — моментально его арестовали, втащили в общежитие. Оттуда он уже не вернулся, — «вывели в расход».

В конце ноября сообщение о «временном» оставлении Харькова.

Паника, в связи с падением Харькова и усилением мобилизации, увеличилась.

Начался разъезд «гостей» и нежелающих быть мобилизованными. Из города бежали студенты, учащиеся, молодежь и частью эмигрировавшие из центральной России.

Ростовский вокзал напоминал знакомые картины Харьковского бегства в дни октября и ноября.

Тысячная толпа битком забила все проходы залы I, II и III класса и, вообще, каждое свободное место.

Об удобствах думать не приходилось.

Все стояли вплотную друг к другу; для того, чтобы пройти или выйти, — пускали в ход локти и кулаки.

То в одном, то в другом месте, среди неожиданно и случайно расступившейся толпы, падали люди. Падение сопровождали крики: «носилки, носилки».

— Еще сыпно-тифозник — равнодушно говорит санитар.

— Сегодня уже по счету 46 из пассажиров… И черт их несет, болели бы себе дома на здоровье… а то и себе, и другим морока.

Оказывается, сыпно-тифозные, заболевшие у себя на дому, продолжали ходить среди здоровых. На вокзале в толпе, сдавленные со всех сторон, уже будучи в бессознательном состоянии, они еще стояли до тех пор, пока не раздвигалась толпа. После этого они падали на освободившееся пространство.

В течение 3–4 часов вынесли еще человек шесть. В общем, толпа была настроена мрачно и молчаливо.

Она злобным взглядом провожала проходивших штабных офицеров, коих считала виновниками всего происходящего.

Поезд подали.

Давка… Крики… Ругань…

По перрону несется с дикими воплями женщина, потерявшая свои вещи, а теперь и детей.

Это были цветочки разыгравшихся впоследствии событий в Ростове, когда, по рассказам очевидцев и участников, целые поезда с ранеными и больными гибли расстреливаемые добровольцами из пулеметов, лишь бы они не достались в руки красных.

Поезд тронулся по направлению на Новороссийск.

Большинство в поезде составляли офицеры, по их словам, отправляющиеся на Царицынский фронт. Держали они себя вызывающе; пассажиры выведенные из терпения, в свою очередь, начали наступление на них и те сразу сбавили тон.

Здесь, в поезде встретил знакомого еврея из Екатеринослава. Он ехал из Ростова в Ялту, а там и дальше.

Разговорились. Рассказал о своих последних мытарствах и бегстве от добровольцев из Екатеринослава в Ростов. Как штрих из пребывания добровольцев в Екатеринославе, даю выдержку из его рассказа о погроме.

«Вскоре после вступления добровольцев в Екатеринослав начались погромы, грабежи и убийства.

Я жил в районе и не далеко от базара, населенном почти исключительно евреями. И вот, этот район сделался исключительно центром ежедневных ночных погромов и грабежей со стороны добровольцев. С тех пор, как вошли добровольцы, ни я, ни моя семья ни одной ночи не спали и не раздевались. Ночь была для нас пыткой… Все сидели и ждали, готовые каждую минуту броситься и бежать во двор и оттуда, через дыры в заборах сделанные заранее, к соседям, а если нужно, то и дальше.

При начинавшемся погроме все население еврейского квартала выбегало во дворы и начинало нечеловеческим голосом кричать, стонать и звать на помощь.

Вы представляете себе тот дикий, непередаваемый ужас, когда ночью, при свете зарева пожара, тысячи людей зовут, стонут и молят о пощаде, о помощи».

Замолчал.

Затем, точно, собравшись с мыслями, продолжал:

«И так продолжалось изо-дня в день, из ночи в ночь. Наконец решили от имени всего еврейского населения, просить у добровольческих властей защиты и помощи. Выбранная делегация отправилась к коменданту города. Он обещал помощь и содействие.

На следующий же день был издан приказ, где доводилось до сведения всего населения, что в случае нападения, грабежей и т. д. необходимо звонить по телефону № такой-то и откуда будет немедленно выслана дежурная офицерская часть.