Леонид Васильев - Проблемы генезиса китайского государства

Вся эта история не внушает доверия, ибо многое в ней до мелочей повторяет ситуацию чжоуского завоевания Шан-Инь, что позволяет предполагать искусственную конструкцию, созданную в Чжоу с дидактическими целями. Однако едва ли выдумано все. Если отвлечься от назидательных мелочей (все обращались к Чэн Тану, отворачиваясь от Цзе, за что последний наказал Чэн Тана, хотя позже и простил его себе на погибель), фабула в принципе вполне приемлема: Ся и Шан вступили в состояние ожесточенной конфронтации, в ходе которой успех выпал на долю Шан. Так в истории бывало не раз, что позволяет принять смысл описанного в целом.

Возможна, однако, и иная интерпретация описанных событий: столкновение Ся и Шан было обычной борьбой соперников (вождей соседних чифдом), в процессе которой победу — может быть, не сразу — одержали шанцы. Чжоусцы много позже вполне могли исказить этот факт с назидательными целями, представив его как законную смену «мандата Неба», в силу которой власть законно (для чжоусцев была крайне важна идея легитимности!) перешла к новой династии. На деле же Ся вполне могло не быть предшествовавшей шанцам структурой-гегемоном.

Заслуживает внимания то, что одолевшие Ся шанцы, начиная с Чэн Тана, добились, судя по сообщениям письменных памятников, гегемонии в средней части бассейна Хуанхэ. Можно было бы полагать, что вслед за тем шанцы прочно осядут на одном месте и начнут энергично реализовывать свое политическое могущество, подчиняя себе соседей и упрочивая свое государство. Между тем этого не случилось. Образ жизни шанцев после победы над Ся в принципе не изменился — продолжались практически столь же частые перемещения. Так, поселение Чэн Тана Бо оставалось столицей лишь при восьми его преемниках. Десятый шанский ван, Чжун Дин, перенес столицу в Ао; двенадцатый, Хэ Таньцзя,— в Сян, а его преемник Цзу И — в Син. Затем наступила некоторая стабилизация, пока девятнадцатый, Пань Гэн, не возвратился, по версии Сыма Цяня, в древнюю столицу Чэн Тана [296, гл. 3, с. 60; 69, с. 172].

В «Чжушу цзинянь» к приведенному перечню переселений добавлено еще два. Цзу И, переместив столицу в Син (по варианту «Чжушу цзинянь» — в Гэн; это могут быть разные названия одного и того же места, но могут быть и различные места), не стал долго задерживаться там и буквально через год переехал на новое место, в Би. Там он закрепился, обнес столицу стеной. В Би обитали его преемники, пока семнадцатый правитель, Нань Гэн, не переместился снова, на сей раз в Янь. Оттуда девятнадцатый правитель, Пань Гэн, перебрался опять на новое место, но не в старую резиденцию Чэн Тана (как это сказано у Сыма Цяня), а в Инь ([325, с. 133—135]; см. также [308, с. 21]).

Как сам факт многократных перемещений шанцев после Чэн Тана, так и расхождение версий по их поводу заслуживают внимания, по меньшей мере, в двух важных аспектах. Во-первых, все это лишний раз подтверждает предположение, что ни Ся до Чэн Тана, ни Шан после победы Чэн Тана не были еще развитыми политическими структурами типа сложных чифдом с устойчивой и все более расширяющейся территорией, о борьбе за гегемонию в которой, собственно, и должна была бы идти речь — как то было в конце Шан. Сама возможность с легкостью сняться с места и переместиться дважды, а то и (по версии «Чжушу цзинянь») трижды на протяжении жизни одного-двух поколений убеждает лучше любых других аргументов в том, что шанцы и до победы над Ся, и после нее были небольшой этнической общностью, в недрах которой в лучшем случае лишь недавно начался процесс становления надобщинной политической администрации. Только такого рода небольшая этнополитическая единица — пусть даже достигшая уже того уровня социальной интеграции, который соответствовал протогосударству-чифдом,— могла позволить себе столь частые перемещения. Совершенно очевидно также, что мало доверия могут в этой связи заслуживать сообщения о подчинении шанцам соседних владений: многократные перемещения едва ли совместимы с удержанием вокруг перемещающегося этноса зависимых от него, т. е. когда-то побежденных им соседних общностей. Словом, общность мигрирующих шанцев, как она описана в письменных источниках, должна была быть сравнительно небольшой (о чем будет еще раз идти речь в конце главы в связи с описанием перемещения при Пань Гэне), из чего вытекает, что все эпизоды, связанные с борьбой Ся и Шан за гегемонию,— явно более поздняя, искусственно раздутая чжоусцами конструкция.

Во-вторых, проблема миграций шанцев после победы над Ся заслуживает внимания с точки зрения локализации той столицы, куда переместился Пань Гэн. Опираясь на данные Сыма Цяня, обычно считают, что эта столица — Бо, хотя речь может идти и о другом поселении — о том, где шанцы находились до их перемещения в Бо при том же Чэн Тане, т. е. о Шанцю. В любом случае, однако, столица располагалась к югу от Хуанхэ. В версии же «Чжушу цзинянь» о Хуанхэ не говорится, зато упоминается Инь, т. е. использован тот самый термин, которым чжоусцы именовали шанцев. Широко распространено мнение, что это Инь и есть городище, раскопки которого открыли около полувека назад культуру Шан-Инь. Если учесть, что район Аньяна располагался к северу от Хуанхэ (при всех изменениях ее русла с того времени), данные Сыма Цяня о возврате в старую столицу Чэн Тана следует считать недостоверными. К сожалению, однако, не вполне убедительна и версия «Чжушу цзинянь», называющая столицей шанцев Инь, ибо сами шанцы никогда ни себя, ни свой город так не называли, что убедительно явствует из сотен тысяч надписей на гадательных костях. Конечно, можно исходить из того, что так их называли чжоусцы — обстоятельство, как кажется, ныне подтверждаемое даже применительно к периоду до завоевания чжоусцами Шан-Инь [32] В 1977 г. в Китае было опубликовано предварительное сообщение об обнаружении недалеко от Сиани (в 100 км к западу) 127 гадательных надписей, предположительно сделанных чжоусцами при Вэнь-ване (XI в. до н.э.). Некоторые из них посвящены описанию жертвоприношения предпоследнему шанскому правителю Ди И, именуемому «иньский вап» [177, с. XVII]. .

Но есть и другие сложности. Дело в том, что самые ранние среди извлеченных из шанских архивов в Аньяне надписи относятся к периоду правления не Пань Гэна, а У Дина, его третьего по счету преемника, что порождает определенные сомнения в том, является ли аньянское городище той столицей, куда перенес свое местожительство Пань Гэн.

Имея в виду эти сомнения, Чэнь Мэнцзя собрал ряд свидетельств сравнительно более поздних древнекитайских источников, из которых явствует, что после Пань Гэна (и вероятнее всего, во времена У Дина) шанцы совершили еще одно переселение, на сей раз совершенно определенно к северу от Хуанхэ [330, с. 252]. Разумеется, приведенные им свидетельства не очень весомы. Но без них путаница еще большая. И она заставляет специалистов быть крайне осторожными с отождествлениями и локализациями столицы Шан. Так, в последней и наиболее капитальной из монографий, посвященных шанским гадательным надписям, ее автор, Д. Китли, с первых же страниц обстоятельно оговаривает все несоответствия указанного характера и делает вывод, что, если даже Пань Гэн когда-то и перенес столицу в Инь, остается неясным, имела ли эта столица отношение к сяотуньскому городищу [177, с. XIII—XIV] [33] Эти сомнения перекликаются с выдвинутым в 1970 г. известным японским синологом Миядзаки Итисада предположением, что обнаруженное и раскопанное археологами знаменитое шанское городище в Сяотуии (Аньян) — не позднеиньская столица, а своего рода город мертвых с гробницами правителей, ритуальными центрами (архивы гадательных надписей) и обслуживающим его персоналом, тогда как настоящую столицу еще следует искать. Упомянув, что точка зрения Миядзаки встретила возражения прежде всего со стороны японских синологов (Сато и Мацумару, опубликовавших критические статьи в 1971—1972 гг.), Д. Китли обратил внимание на весомость некоторых его аргументов, в частности на отсутствие в Аньяис городской стены, на очевидную скромность размеров и интерьера зданий, которые можно считать дворцами (особенно по сравнению с недавно раскопанными дворцовыми строениями досяотуньского времени в Эрлитоу, Чжэнчжоу и Паньлунчэне), на кратковременность их существования [177, с. 537—538]. .