Десмонд Сьюард - Генрих V

«Я призываю вас продолжить эти войны до тех пор, пока не добьетесь мира», — сказал он собравшимся у его постели. Затем он продолжил в хорошо всем знакомом тоне, что его вторжение во Францию было справедливым. «Это не было властолюбивым стремлением повелевать, не было пустым тщеславием и никакие иные причины не подвигнули меня на эти войны, кроме удовлетворения моего права, в результате я смогу добиться мира и своих собственных прав». Человек, лишивший права наследования наследников Ричарда II и Карла VI, добавил: «До того, как войны были начаты, святейшие люди величайшего ума заверили меня в том, что я должен и могу начать войны, не опасаясь за свою душу». Тем не менее, он попросил прощения у своей мачехи, Жанны Наваррской за плохое обращение с ней, а также у детей лорда Скроупа за то, что незаконно конфисковал причитавшиеся им земли.

Он со свойственной ему скрупулезностью дал указания относительно управления двумя королевствами. Лордом-протектором Англии предстояло стать герцогу Глостеру, но только при полном подчинении герцогу Бедфорду, который должен был стать главным официальным опекуном будущего Генриха VI, другими его опекунами назначались епископ Бофор, герцог Эксетер и граф Уорвик. Бедфорд, кому также предстояло взять на себя управление Нормандией, должен был предложить герцогу Бургундскому стать регентом Франции, чтобы более тесным образом связать его с укреплением династии Ланкастеров на земле, на которой царствовали его предки. В случае отказа Филиппа, стать регентом предстояло самому Бедфорду, но в любом случае он должен был сохранить союз с Бургундией. Если ситуации суждено было измениться не в пользу [364] англичан, в задачу Бедфорда входило бы сконцентрировать все усилия на спасении Нормандии. Никто из вельможных пленников в Англии освобождению не подлежал, особенно это касалось герцога Орлеанского, дабы воспрепятствовать организации оппозиции против английского завоевания.

Самый последний из французских исследователей Столетней войны, Жан Февьер, комментируя распоряжения Генриха, отданные Бедфорду относительно спасения Нормандии, считает, что тем самым тот признавался в праве дофина унаследовать французский престол. [270] Favier, op. cit., p. 455. «Будучи в конечном счете реалистом, Генрих V подспудно признавал законность притязаний Карла VII». Безусловно, странно было слышать подобный совет из уст того, кто всегда заявлял, что сам Бог поддерживал его притязания на трон Франции. Но, возможно, это было сделано им вследствие потери самообладания, обусловленной физической слабостью.

Согласно рыцарской легенде, рассказанной Шастеллену М. де ла Тремойлем, к ложу короля неожиданно подошел отшельник Жан Гентский. Генриха при виде святого старца обуяла радость. И он спросил у того, суждено ли ему подняться. «Сир, — ответил пустынник, — вы подошли к концу своего жизненного пути». Тогда Генрих спросил, будет ли править Францией вместо него его сын. «Никогда, никогда не будет он править и не рассчитывайте на это», — прозвучало в ответ. [271] Chastellain, op. cit., Vol. I, pp. 339-40. Какой бы фантастичной не показалась эта история, тем не менее, она свидетельствует, что умирающий король начал терять уверенность в будущем Ланкастерской Франции.

Его кровать стояла в покоях за большим залом сторожевой башни, построенной Карлом V сорок лет назад. Высокий сводчатый потолок поддерживала одна-единственная элегантная колонна. В средневековье [365] королю полагалось умирать на людях при стечении народа. Комната была заполнена придворными, хотя, возможно, что ложе короля было скрыто от любопытных глаз ширмами, поставленными вокруг.

Поздно вечером 20 августа Генрих, прекратив успокоительные речи о том, что Господь еще может вылечить его, спросил докторов, сколько ему еще осталось жить. Тогда они сказали ему правду. «Сир, подумайте о вашей душе. Все в руках Господа, но мы считаем, что вам осталось не более двух часов». Услышав это, он призвал своего духовника, брата Неттера и вдвоем они прочитали семь покаянных псалмов и литургию. Закончив псалом «Miserere mei, Deus» (Помилуй меня, Господи), он добавил: «Господи Всемилостивый, тебе известно, что будь на то твоя воля, и если бы я дожил до глубокой старости, моим намерением и целью после надежного мира в этом королевстве было бы отправиться в Иерусалим и отстроить его стены, и изгнать из него еретиков, твоих противников [турок]».

Король получил святое причастие и был помазан. В самом конце его железная самоуверенность изменила ему и на мгновение он испугался за свою душу. Вдруг он воскликнул, словно отвечая какому-то злому духу: «Ты лжешь, ты лжешь, мой удел быть с Господом Иисусом Христом!» Не заподозрил ли он, что как узурпатор, который настаивал на своем праве быть наследником Англии и Франции, совершил преступление против Святого Духа и что постоянному его отрицанию известной правды не было прощения? Все же он умер с миром на руках Неттера по завершению тех двух часов, что были отпущены ему докторами. Случилось это незадолго до полуночи. Его последними словами были: «in manus tuas, Domine, ipsum terminum [366] redemisti». [272] «в твои руки, Господи, в самый последний момент отдаю себя». Ему еще не исполнилось и тридцати пяти лет. Если бы он прожил еще шесть недель, то пережил бы Карла VI и унаследовал бы корону Франции.

Затем последовали жуткие процедуры, которые неотвратимо сопровождали смерть короля в эпоху средневековья. Внутренности его были вынуты и захоронены в церкви Сен-Мор-де-Фосс в Венсене (где в начале восьмидесятых годов нашего столетия они были обнаружены), затем тело его расчленили и варили в кухне замка до тех пор, пока мясо не отделилось от костей, затем одно и другое было забальзамировано и запечатано в свинцовый гроб. В сентябре траурная колесница, запряженная четверкой боевых коней, начала путь в Англию. «Поверх его мертвой плоти [в саркофагах] они водрузили фигуру, сделанную из вареных шкур или кожи, которая символизировала его самого в образе живого человека, на голову фигуры была надета императорская диадема из золота, украшенная драгоценными камнями, в правой руке она сжимала королевский скипетр, в левой шар [державу] из золота. Убранная таким образом фигура лежала на колеснице лицом, обращенным к небу». Рядом с колесницей шествовали плакальщики в белом с горящими факелами, позади них шли люди из его прислуги, одетые во все черное, за ними верхом на лошади ехали герцог Бедфорд и король шотландцев, часть пути вместе с ними проехал герцог Бургундский; за правителями следовал отряд из 500 тяжеловооруженных воинов на черных лошадях; их черные пики были обращены назад. Позади всех шла королева Екатерина в белом траурном одеянии супруги [367] царственной персоны. Каждый раз, когда кортеж проходил через значительный город «самые почитаемые люди несли над колесницей полог замечательной ценности, какой обычно несут над Святым Причастием в День Тела Христова».