Джон Уоллес-Хедрилл - Варварский Запад. Раннее Средневековье

Тот же тип местной автономии отражался в монашеских общинах того времени. Они же стали естественным выходом из затруднения, испытываемого многими христианами, мужчинами и женщинами, при попытке вести христианскую жизнь в неустроенном мире. Признания христианства со стороны Империи было недостаточно. Только уйдя от трудностей мирской жизни в общины, построенные по их собственным правилам, они могли обрести мир, которого искали. Современник св. Августина, Иоанн Кассиан, покинул уединенные обители Египта и Святой Земли, чтобы основать в Марселе монашескую общину, в которой неистовый аскетизм его наставников был умерен чуткостью именно к этим нуждам. Его учение наметило будущий путь западного монашества, а его произведениям было суждено стать источником вдохновения для еще более великого монаха, чем он сам, св. Бенедикта. Но, возможно, доля правды присутствовала и в недружелюбном замечании последовательного язычника, Рутилия, говорившего, что монахи одинаково боятся как подарков судьбы, так и ее ударов. На самом деле, он имел в виду, что христианский и римский образы жизни не могут и не должны смешиваться. Христианство не есть просто новое название античности.

Св. Августин умер в стенах своего города-епархии, когда снаружи его окружали вандалы. В недалеком будущем Гиппону было суждено пасть. Несмотря на то, что голос св. Августина прозвучал во всем христианском мире с силой, данной немногим, его наиболее насущной задачей всегда было руководство своей собственной общиной, Гиппонской Церковью. Размышляя об общности всех христианских душ в мире, он скорее радел о бесчисленных маленьких общинах, вроде его собственной, каждая из которых имела свои устои и сталкивалась со своими трудностями, нежели о чем-то более значительном. Неудивительно, что он страшился будущего и «не надеялся на князи». До конца он оставался приверженцем учения о том, что земные царства по самой своей природе обречены на самоуничтожение, поскольку их задачи преходящи. Град земной и Град Небесный всегда остаются разными, даже если по природе вещей люди оказываются гражданами и того, и другого. Истинная цель человека и единственное занятие, в котором он в состоянии обрести счастье, это служение Богу, однажды явившему себя в лице Христа. Это служение есть любовь. Другой любви, другого служения и другого счастья не существует. Классический взгляд на роль личности в истории имел с этим мало общего.

Когда историк взирает на Империю накануне последнего варварского натиска, сильнее всего его должно поразить ни что иное, как простой факт того, что многие люди вслух говорили о самих себе и о том, во что они верили. В этой грозовой атмосфере они были напуганы — не столько недостатками имперской администрации, изменяющимся обликом общества и варварской угрозой (на которые первыми обращает внимание современный наблюдатель), сколько зрелищем самих себя, оказавшихся в поле действия новой, христианской, философии истории. Античность осознавала себя в понятиях взаимодействия двух сил, человеческого характера и божественного вмешательства, которое понималось как рок или фортуна. Вместе они произвели на свет Вечный Рим, такой, чтобы о большем материальном благополучии нельзя было и подумать. Форма была задана. Человечеству оставалось от поколения к поколению наполнять ее содержанием. Сложность состояла в том, чтобы согласовать этот взгляд с тем, что фактически происходило в реальном мире. Как можно было увязать его с историей Поздней Империи — или, короче говоря, с фактом перемены? Христианство разбило эту форму, поместив на место Вечного Рима бессмертную душу каждого отдельного человека, мужчины или женщины, спасение которой является достойным делом жизни, и к которой судьбы империй просто не имеют отношения.

В этом столкновении полуосознанных противоречивых верований мы должны тщательно выбирать себе путь в поисках того, что мы готовы принять в качестве свидетельства. На наших глазах люди ведут спор за свою жизнь — христиане с язычниками, язычники с христианами. Особенно печально то, что большая часть этой антихристианской полемики погибла. Она не интересовала средневекового переписчика, и, в результате, она исчезла. Пергамент, папирус, надпись, легенда, монеты и другие виды свидетельств сходятся воедино, чтобы поведать одну и ту же историю; но это ужасающе ненадежное дело.

У нас никогда нет уверенности в том, что же именно тогда происходило. Но зачастую мы можем высказать предположение, каково было мнение современников о происходящем. Мы можем увидеть, что материальные бедствия их времени обострили, а не вызвали у них чувство неудовлетворенности как классическим, так и христианским объяснением функции человека в обществе.

Некоторые утверждали, что античность умирает, а другие, что нет; одни — что христианство и классическая культура прекрасно сочетаются друг с другом; а другие, включая некоторых христиан,— обратное. История этого времени состоит, скорее, в факте этого спора, чем в его результате.

И вот на этот мир обрушились гунны.

В течение третьего века н. э. в юго-восточной Европе возникли две варварские конфедерации. Письменные источники не сообщают нам о них почти ничего, а археология немногим больше. По крайней мере нам известно, что обе включали племена восточногерманских народов — народов, за плечами которых была долгая история миграции [5] К западным германцам (которые во времена Тацита занимали район Одера-Эльбы) относятся франки, аламанны, саксы, фризы и тюринги. Восточные германцы (которые отличались от западных по своему языку и обычаям и жили к востоку от Одера) — это готы, вандалы, бургунды, гепиды и лангобарды. Третья, северная, группа — скандинавы — так и не покинула своего дома. . Это были древние народы с устоявшимися обычаями и сложными традициями; это были варвары, но не дикари.

Обе принадлежали к подразделению германских народов, которые называются готскими. Восточная группа остготов занимала или контролировала степи, лежащие между Крымом и реками Дон и Днестр. Западная группа, вестготы, обитала на землях между Днестром и Дунаем. И те, и другие были в значительной мере скотоводческими народами; и, должно быть, им, как и большинству из них, обычно с трудом удавалось прокормиться. Фактически, они бы и не смогли этого делать, если бы не вели постоянной торговли с Римской империей.

Дальше за ними, к северу, жили азиаты (а не германцы) гунны; и именно внезапное и до сих пор необъяснимое нападение этих племен опрокинуло более стабильные германские конфедерации и дало импульс массовому переселению варварских народов, сдержать которое оказалось невозможным для сил империи на востоке. Принять в себя отдельные племена в качестве поселенцев или наемников было одно дело: у Империи уже имелся большой опыт такого рода; но неожиданно встретиться с тысячами переселенцев это совсем другое дело. Вооруженное столкновение было неизбежным. Оно произошло 9 августа 378 г. вблизи Адрианополя, недалеко от столицы Восточной Империи. Наемники Империи были наголову разбиты мощной кавалерийской атакой, а сам император погиб. Это была катастрофа первостепенной важности.