Михаил Магид - За Советы без коммунистов! [СИ]

Надо отметить, что в этом восстании приняли участие правые эсеры, некоторые из них были избраны в КГС. Однако стронники демократической республики и учредительного собрания, ничего не смогли сделать с советами, повернуть лозунги восставших не удалось. Срединное трудовое крестьянство, бывшее опорой и основной движущей силой восстания, твердо этому противодействовало. Эта линия ярко проявилось еще в антибольшевистских востаниях в Сибири в 20 м году (например, во Вьюнско-Колыванском восстании), когда попытки монархистов и правых эсэров, участвоваших в востаниях, поднять парламентские или монархические лозунги встречали жестское противодействие основной повстанческой массы. Показательно, что в феврале-мае 1921 го года эсеры в Западной Сибири просто не решались вести агитацию за свой фетиш — учредилку, в эпицентре восстания. Справедливости ради отметим, что на переферии восстания у отдельных отрядов встречались лозунги в поддержку учредилки. Но везде, где движение принимало массовый и организованный характер, выдвигались идеи “чистой советской власти”. Крестьянство в своей основной массе не желало иметь каких-то нахлебников, управляющих им по-мимо его собственной воли, отвергало органически чуждые ему и бесполезные институты демократического парламентаризма. Это и было проявлением способности людей мыслить самостоятельно. Конечно, в реальной жизни на нас всегда влияют какие-то внешние факторы и это нормально. Ненормально, когда мы отказываемся думать самостоятельно и слепо доверяем лозунгам, выдвинутым НЕ НАМИ.

В целом, нельзя сказать, что все действия и лозунги повстанцев были либертарны, в частности, слишком большие функции пытался взять на себя КГС, проводились мобилизации в НПА. В восстании были и антисемитские лозунги, хотя они не доминировали в движении. В газете повстанцев, выходившей в Тобольске, нередко публиковали свои статьи правые эсеры, где они могли, например, призывать к “восстановлению частной промышленности в городах”.

Впрочем, в реальности, вряд ли повстанцы в считанные дни смогли бы собрать стотысячную армию, не будь на то согласия сельских обществ, а кроме того, часть повстанческих соединений комплектовалась на чисто добровольческой милиционной и территориальной основе и действовала исключительно вблизи от своих сел. Попытки же проводить мобилизацию в селах, нежелавших ее, неизбежно и быстро проваливались, насильственно мобилизованные крестьяне разбегались по домам в течение нескольких дней (см. “За советы без коммунистов” 2000 г, Новосибирск). Что до антисемитизма, которого в полной мере не избежала ни одна из массовых организаций времен гражданской войны (включая, отнюдь не в последнюю очередь, большевистскую Красную армию, ответственную за десятки кровавых погромов на Украине, в Южной России и в Польше), то КГС выпустил специальные воззвания, направленные против “черносотенной пропаганды, разжигаемой купечеством”. Небольшая еврейская община Тобольска не подвергалась в дни восстания ни погромам, ни гонениям, во всяком случае даже большевики (преувеличивавшие значение антисемитизма в рядах повстанцев) не приводят в своих документах никаких фактических свидетельств обратного. Что же касается влияния партии эсеров, с ее идеями частной промышленности и учредиловки, на ход восстания, то не стоит его переоценивать, как это было показано выше. Вообще, по мнению современных исследователей (Шишкин, Третьяков), восстание носило преимущественно стихийный характер и в целом не контролировалось ни одной политической партией. Можно отметить, что движение имело мощный самоуправленческий потенциал, который мог бы быть реализован в случае успеха восстания.

Однако, третья революция в Сибири потерпела поражение. Хотя здесь крестьяне-повстанцы были вооружены значительно лучше, чем в ходе чапанной войны, они сильно уступали правительственным большевистским войскам в вооружении. Кроме того, введение НЭПа привело большинство крестьянства к мысли о компромисе с большевистской властью, и хотя вооруженное сопротивление в Западной Сибири продолжалось до начала 1922 года, основные силы повстанцев были рассеяны весной-летом 21 го.

Стихийные рабочие стачки и бунты с требованием улучшения продовольственного снабжения начались уже зимой 1918 г. Летом 1918 года поднялось рабочее движение, организованное “параллельными советами”, так называемыми Собраниями Уполномоченных (СУ) и “беспартийными рабочими конференциями”, созданными самими рабочими, которые уже не видели смысла участвовать в выборах в официальные, большевизированные советы. Оно охватило Питер, Москву, Тулу, Харьков, ряд других промышленных районов. Хотя в этом движении играли ведущую роль правые эсеры и меньшевики, оно, все же, несло в себе освободительный потенциал, связанный с рабочей самоорганизацией. Движение было раздавлено большевистским государством с помощью массовых арестов активистов летом 18 го года. При этом, правда, крупное рабочее восстание вспыхнуло в городах Ижевск и Воткинск. Но здесь, хотя большинство рабочих выступило за вольные советы, правые эсеры и меньшевики постепенно сумели взять на себя руководство движением, создали КОМУЧ — правительство Прикамья. Осенью 1918 года движение потерпело поражение от большевиков.

Вторая волна рабочего движения поднялась весной 1919 года. Всеобщая забастовка потрясла Питер в марте 1919 го, накануне VIII го съезда РКП (б). Прекратил работу десятитысячный коллектив Путиловского завода, который, под влиянием левоэсеровской агитации поднял лозунг свободных советов, потребовал свободы слова, печати и собраний, ликвидации ЧК и объявил большевиков “предателями революции”. Забастовки под аналогичными лозунгами прошли и в Москве. Огромная волна забастовок, где, так же, активную роль играли левые эсеры, прокатилась по Уралу.

Пока значительная часть территории страны еще контролировалась открытой "белой" контрреволюцией, большевистская власть еще могла сдерживать народные движения протеста, поскольку воспринималась многими слева от нее как "меньшее зло". Однако, к началу 1921 г. в ходе гражданской войны в России белые были, в основном, разгромлены. Но экономическое положение оставалось катастрофическим; народ голодал. Лишь отчасти в этом была повинна война; но немалая часть вины лежала на деспотической политике правящей большевистской партии. Она превратилась в неограниченную властительницу страны.

Недовольство политикой большевистских вождей охватило и Балтийский флот. Комиссар Зорин сообщал, что только за январь 1921 г. из партии вышли более 5 тысяч матросов. В феврале конференция членов партии Балтфлота вынесла резолюцию, в которой констатировался "отрыв парторганизации от масс" и ее превращение в "бюрократический инструмент, который потерял всякий авторитет в массах…, удушает всякую местную инициативу". Участники конференции потребовали, чтобы партийная организация сменила свои принципы и "коренным образом демократизировалась".