Елена Стасова - Страницы жизни и борьбы

В работе Минской организации я, будучи там, непосредственного участия не принимала, но М. Н. Кузнецов, который вел работу среди железнодорожников и местного населения, а также другие местные работники не раз приходили ко мне. Кроме того, я восстановила переписку с Н. К. Крупской и установила постоянную связь Минска с нашим партийным центром.

В апреле 1904 г. по вызову центра я уехала в Москву, где впервые встретилась с Германом Борисовичем Красиным, к которому у меня была явка. Прожила пару дней у него, а потом нашла себе, комнату в Большом Успенском переулке, позади Екатерининской больницы, у Петровских ворот, и принялась за свою обычную секретарскую работу.

В Москве я встретилась с Н. Э. Бауманом (партийная кличка «Грач»), П. А. Красиковым и Ф. В. Ленгником (партийная кличка «Курц»). Все мы входили в Северное бюро ЦК партии. Мы вели активную борьбу против примиренцев, в частности против представителя ЦК Гальперина («Валентин»).

Была у нас явка у одного ветеринарного врача за Бутырской заставой. Впоследствии оказалось, что этот врач был провокатором. Однажды на явке у него я стала расспрашивать Ленгника о Петропавловской крепости и сибирской ссылке. Ленгник отвечал очень односложно, но потом этот наш разговор фигурировал в обвинительном акте.

В июне 1904 г. были арестованы Ленгник, Бауман и Медведева. Я уцелела, потому что к этому времени уже переселилась в Кусково, так как заметила за собой слежку, и изменила свой внешний вид, одежду и прическу. Из предосторожности я ездила не по Нижегородской железной дороге, а по Казанской до станции Перово и оттуда парком возвращалась к себе на дачку. Ездить этим путем я начала после такого случая. Однажды, придя на Курский вокзал, я купила себе билет в отсутствие жандарма, который обычно стоял у кассы. Отойдя от кассы, я встретила жандарма, который спросил меня: «Куда изволите ехать?» Я ответила вопросом: «А зачем это вам?» «Да, так», — ответил жандарм. «Ах, так? Ну так так», — ответила я и отошла. Ясно было, что к жандарму обратился сыщик-филер и спросил, куда я еду. С вокзала, как известно, отходили поезда и по Курской и по Нижегородской железной дороге, и шпику нужно было знать, куда я еду. Я же, чтобы сбить его с толку, ходила между двумя поездами — один на Курск, другой на Иваново, оба пригородные — и вскочила в поезд только после третьего звонка.

Дачу в Кусково я нашла при посредстве инженера Латухина, с женой которого мы вместе учительствовали в Петербурге в воскресной школе. Они оба были членами нашей организации и всячески помогали нам и явками, и адресами, и ночевками. Когда были арестованы Бауман и Ленгник, то полиция явилась и к супругам Латухиным и усиленно расспрашивала обо мне. Очевидно было, что меня проследили, и я решила уехать из Москвы.

Сообщив хозяйке, что меня срочно вызывают в Тамбов к заболевшей тетке, я отправилась в Вешняки, сдав предварительно свой багаж на хранение на Николаевском вокзале. В Вешняках на даче П. Г. Дауге встретилась с П. А. Красиковым («Августом Ивановичем»), который должен был меня ночью проводить до какой-то станции на Нижегородской железной дороге, откуда я намеревалась уехать в Нижний. На явке было решено, что Северное бюро из Москвы переберется в Нижний Новгород и секретарством займется т. П. Кулябко («Мышь»), только что приехавшая из Одессы в Москву, так как в Одессе провалилось Южное бюро ЦК. Я должна была ехать в Одессу на ее место, но она упросила меня приехать на 1–2 дня в Нижний, чтобы там передать ей все свои связи. У меня были там знакомые среди земских деятелей, а у нее никаких связей не было, а работать без них, конечно, невозможно.

Проплутав довольно долго в темноте, мы вынуждены были вернуться на Казанскую дорогу, приехать в Москву и отправиться ночевать на дачу Красикова в Петровское-Разумовское. Наутро отправилась в Москву купить новую одежду, переоделась и поехала на Нижегородский вокзал.

В вагоне я встретила знакомую по Петербургу Л. Н. Пескову, которая с какой-то экскурсией ехала в Нижний. Это оказалось весьма кстати, так как я заметила за собой слежку. Из предосторожности я отдала Песковой адреса, которые не успела зашифровать (помню, было там только что полученное письмо из Архангельска с новым адресом). Однако утром, перед самым приходом поезда в Нижний, я не обнаружила подозрительной фигуры, которая следила за мной, и потому Пескова вернула мне все, данное ей на хранение, и мы расстались.

На вокзале в Нижнем я пошла в дамскую комнату, переоделась, сдала вещи на хранение, затем напилась чаю в буфете, написала условленные открытки в Москву и в Минск Крестниковым и направилась к выходу с вокзала. Но в дверях меня остановил жандарм и «пригласил» в комнату к дежурному офицеру. Я сказала, что только опущу открытки тут же, в подъезде, но он меня не отпустил. Тогда я вернулась в дамскую комнату и бросила в уборную все письма, адреса и документы, бывшие у меня. Чтобы сбить полицию с толку, я взяла пустые открытки в руки и направилась к дежурному офицеру, где и была арестована. После двухдневного пребывания в Нижегородской тюрьме меня перевезли в Москву, в Таганскую тюрьму.

У нас был совершенно определенный метод поведения на допросах. Этот метод изложен в бывшей у нас тогда в ходу брошюре Бахарева «Как держать себя на допросе». Нас арестовывали всегда группами. На допросе каждый сочиняет, но какой-то кусочек является истиной, и жандармам обычно удавалось сопоставить эти кусочки истины и получить общую картину. А когда никто никаких показаний не дает, то жандармы не могут судить, кто у них в руках: то ли это руководитель комитета, то ли какой-нибудь переносчик литературы. Поэтому нашей линией было — не давать никаких показаний.

Арестована я была по паспорту вдовы коллежского асессора Елизаветы Павловны Беклемишевой. На первом допросе в жандармском управлении я решила держать себя «по-дамски», а потому на первый вопрос жандарма ответила, что с незнакомыми я вообще не разговариваю.

— Как же быть? — спрашивает жандарм.

— Как делается в обществе, — говорю я, — или хозяйка дома представляет молодого человека, или он сам представляется.

Тут он встал, щелкнул шпорами и представился: «Поручик Фуллон». Я кивнула головой и сказала: «Очень приятно».

— Почему у вас возникло желание жить по чужому паспорту?

— Я вдова коллежского асессора Беклемишева.

— Нам известно, что вдова Беклемишева вышла замуж за Крестникова.

— Может быть, какая-нибудь вдова Беклемишева и вышла замуж за Крестникова, но я за Крестникова замуж не выходила.