Андре Моруа - От Монтеня до Арагона

Я познакомился с Мартен дю Гаром в 1922 году в аббатстве Понтиньи [642] Речь идет о «беседах в Понтиньи» — международных встречах литературной общественности, проводившихся начиная с 1910 г. в пустовавшем цистерцианском монастыре Понтиньи. . После выхода «Жана Баруа» я не переставал восхищаться его талантом. Как человек он тоже меня не разочаровал. Живя в Понтиньи, он никогда не принимал участия в широких дискуссиях и, несмотря на все попытки вовлечь его в них, упорно молчал, хотя время от времени доставал свою маленькую записную книжку, чтобы сделать пометки. Все, что он слышал, видел и думал, откладывалось в своеобразный садок, откуда он черпал потом все нужное ему для творчества. Мартен дю Гар никогда не писал статей, не читал лекций. «Все, что я могу сказать, — утверждал он, — автоматически входит в «Семью Тибо». Значительно позднее, когда я навещал его в Ницце, в период его трудолюбивого затворничества, я видел тщательно рассортированные карточки, содержащие прошлое и будущее Тибо. Лишь попытки писать для театра: «Завещание дядюшки Леле», «Водянка», «Молчаливый», создание очень мрачной картины из жизни крестьянства — «Старая Франция» (1933) — прерывали работу над «Семьей Тибо». Он не допускал мысли, что писатель может заниматься политикой, подписывать манифесты. «Те писатели, — говорил он, — которые считают своим долгом… затрагивать современность, чаще всего оказывают ей плохую услугу… Всегда отличающиеся таким верным вкусом, столь придирчивые в выборе слова, маститые писатели, когда они говорят о политике, не колеблясь употребляют заезженную и пустую политическую терминологию». Это утверждение кажется мне спорным и несправедливым и по отношению к Бенжамену Констану, и к Мориаку, но для Мартен дю Гара оно служило достаточным оправданием его собственного нежелания говорить о политике.

Изучая «Тибо», мы знакомимся с философией писателя. О чем он думал? Во что верил? Как менялись его взгляды на протяжении жизни? Это нелегко узнать, потому что Мартен дю Гар не любил откровенничать. «Литература, — говорил он, — занимайтесь ей, если хотите, но, боже мой! Не говорите о ней» [643] Цитируется по книге: Clément Borgai. Roger Martin du Gard (Editions universitaires). . Создавалось впечатление, что он способен на самую верную дружбу с теми, кто этого был достоин. Но его глубокий критический ум не щадил порой и друзей; и человека, рассматриваемого как один из видов животного мира, он судил со все возрастающей строгостью.

Как и «Жана Баруа», «Семью Тибо» читала широкая публика. Это было одно из тех редких произведений, которые встречают теплый прием у среднего читателя и вызывают уважение читателя с утонченным вкусом…

В 1937 году Мартен дю Гар получает Нобелевскую премию. Награду, справедливую не только потому, что «Семья Тибо» — серия прекрасных романов, но и потому, что нельзя представить себе более достойную уважения жизнь писателя, чем жизнь Роже Мартен дю Гара. После войны я часто встречался с ним в Ницце. Он внимательно относился ко всему, что писали другие, сохранил критический ум, строгость в оценках и одновременно умение восхищаться. Сам он не публиковал ничего; он работал с 1941 года над большим произведением «Дневник полковника Момора».

«Я думаю сделать сюжет книги всеобъемлющим. В нее войдет все: размышления разного рода о современности, медитации просвещенного старца о людях и жизни, портреты современников, пережитые события», — писал он А. Жиду.

Дю Гар хотел написать книгу-итог, но это ему не удалось. Мемуарный жанр стеснял его. Он мог (говорил он) создать картину, но не проанализировать чувство. («Школа Толстого, а не Пруста».) Что было бы с Наташей, спрашивал он себя, если бы мы знали ее только по «Дневнику князя Андрея»? С каждым годом он все сдержаннее говорил о своем новом произведении. «Я прошел возраст больших свершений», — как-то заметил он. Однако я находил его суждения как всегда безупречными. Его интеллектуальная честность была непреклонной по-прежнему. Может быть, сознание, что он больше не печатается, доставляло ему тайную радость: «Какое несравненное умиротворение чувствуешь, работая над посмертными записками!» В феврале 1951 года он присутствовал при кончине А. Жида и в том же году опубликовал «Заметки об Андре Жиде», а в 1955 году — короткие автобиографические воспоминания. Умер он почти скоропостижно в своем имении Тертр, что в Беллеме, в августе 1958 года. По завещанию право издания его бумаг предоставляется группе друзей, и прежде всего Жану Деле. Это позволяет надеяться на серьезное исследование о Мартен дю Гаре, исследование столь же высокого качества, как и «Молодость Андре Жида» [644] Книга врача-психиатра Жана Деле «Молодость Андре Жида» (1957) посвящена медико-психологическому анализу поведения и творчества писателя. .

Да, возможно, «Жан Баруа» и не произведение искусства, но это книга, которая взволновала целое поколение французов. Почему? Потому, что она выдвигает некоторые из самых существенных проблем нашего времени. Роже Мартен дю Гар поместил в начале своего романа репродукцию «Умирающего раба» [645] « Умирающий раб » — скульптура Микеланджело (ок. 1513; хранится в Лувре). Микеланджело. И не случайно: Жан Баруа — это человек, пытающийся разбить цепи, вырваться из рабства и стать властелином жизни. Ему это не удается, но он оставляет другим возможность надеяться. Вот два основных момента его борьбы: а) Религиозный кризис. Баруа, рожденный католиком, пытается отринуть оковы веры, не признавая ничего, кроме науки, б) Дело Дрейфуса. В период с 1895 по 1905 год оно служило для французов поводом, позволяющим примкнуть к той или иной партии. Романизованное в «Жане Баруа» «дело» взволновало читателей, потому что и в жизни оно еще продолжало будоражить умы…

Мартен дю Гар включает в повествование некоторые реально происходившие события, сцены рейнского процесса, журнальные статьи, ничего в них не меняя. В «Семье Тибо» он откажется от подобных упрощений.

Жан Баруа — легко ранимый ребенок. Рано лишившись матери, он служит яблоком раздора между фанатично религиозной бабкой и отцом, ученым-атеистом. В юности он верит в бога, верит тем более пылко, что любит молодую, очень набожную девушку Сесиль Паклен. Но вот он испытывает первые сомнения, он чувствует болезненную потребность найти какой-то компромисс между верой и жизнью, быть христианином в более широком, символическом смысле слова. Однако обращение in extremis отца, обручение с Сесиль укрепляют связи Баруа с католицизмом. Он женится, одновременно становясь преподавателем естественных наук в богословском коллеже. Очень скоро его начинает мучить совесть. Начальство запрещает ему преподавать учение об изменяемости видов. Он пишет другу-священнику: «Я не отрицаю исторической роли христианства, однако пора честно признать, что извлечь из его догматов что-либо живое уже невозможно» [646] Дю Гар Роже Мартен. Жан Баруа. М., 1958, с. 71. .