Юрий Богданов - Министр сталинских строек [10 лет во главе МВД]

Сколько всего использовалось на атомных объектах рабочих, подсчитать в настоящее время достаточно сложно в связи с закрытостью сведений. Однако имеются такие данные. 19 июня 1946 года Совмин СССР обязал Министерство Вооруженных Сил в двухнедельный срок направить в МВД 7000 военнопленных для строительства заводов Министерства машиностроения и Первого Главного управления. К концу 1947 года на строительстве объектов КБ-11 (Арзамас-16) находились более 10 тысяч заключенных. В 1948 году на сооружении объектов ПГУ работали уже 250 тысяч человек. В 1951 году на стройках по атомному проекту имелось порядка 15 лагерей со 100 тысячами заключенных. К 1950 году на Комбинате № 6, который вел добычу и переработку урановой руды всего Среднеазиатского района страны, имелись более семи тысяч заключенных и несколько тысяч спецпереселенцев. Для обеспечения рабсилой Комбината № 7 ПГУ Министерству внутренних дел было приказано сформировать 10 военно-строительных батальонов по 1000 человек каждый из репатриированных литовцев, латышей и эстонцев, служивших в немецких частях, а также направить туда 16 000 заключенных для обеспечения горных и строительных работ. В Береговом лагере Дальстроя, обслуживавшем урановые рудники и обогатительную фабрику, содержались в 1951 году более 30 тысяч заключенных. Безусловно, от тяжелого и изнурительного труда, а также вследствие плохого питания и бытовой неустроенности люди умирали десятками и сотнями [66].

К сожалению, иной системы, позволявшей в те годы в короткие сроки решить масштабные проблемы создания атомной промышленности, просто не было. Руководство МВД ставило вопрос о том, чтобы для заключенных обеспечивались по возможности человеческие условия в быту, питании и других сторонах лагерной жизни, поскольку иначе подневольный рабочий будет трудиться плохо. Те непосредственные начальники, которые понимали это и осознавали, что многие люди, попавшие за решетку, все равно оставались людьми и хорошими специалистами, при соответствующем отношении к ним получали высокий эффект в работе. Так, бывший директор Норильского горно-металлургического комбината Логинов А.Б. вспоминал, что раскрепил всех своих сотрудников по лагерям с тем, чтобы они следили за качеством пищи, наличием у заключенных газет и журналов, работой радио, функционированием в клубе кружков, позволявших людям проявлять творчество. «Крупнейшие инженеры, которые у нас там были, — отмечал в своих записках бывший директор, — работали с той полной отдачей, на которую только были способны. В этом я могу вас уверить. Многие из них властью Завенягина были расконвоированы. Приходя на работу, они чувствовали, что они творцы, что у них, как это ни парадоксально звучит, полная свобода — они могут изобретать, могут вносить свои предложения, использовать их. Конечно, лагерный начальник имел возможность, черт знает как, искалечить жизнь. И, тем не менее, специалисты знали, что он им ничего не сделает. Узнай Завенягин, что специалиста прижимают за какие-то там дела, то и начальнику лагеря не поздоровится». Далее Логинов А.Б. делился опытом: «Если только начальник улавливал, что в этих людях, волею судеб попавших в Норильск, его сила, то все ладилось, а там, где начинали командовать, получался совсем иной результат. И, кстати, тогда начальника снимали, заменяли». В общем, «там, где человек чувствовал себя заключенным, дело не шло».

Интересный случай в этом плане произошел в Норильске в период монтажа завода по производству тяжелой воды. Группа заключенных слесарей в количестве 90 человек благодаря хорошим отзывам об их работе и выполнению заданий с зачетом рабочих дней в счет срока осуждения была досрочно освобождена из-под стражи. Согласно Инструкции, «бывшие ЗК» не имели права трудиться на закрытых объектах, тем более относившихся к атомному проекту, и потому должны были покинуть стройку. Но если бы они ушли, то монтаж оборудования оказался бы сорванным. Тогда предложили такой оригинальный выход: слесаря добровольно должны были остаться заключенными при условии, что им будет начисляться зарплата, а по окончании монтажа их отпустят с хорошими документами. После короткого совещания бригадир слесарей сказал: «Мы понимаем, мы согласны, мы — коммунисты» [66]. К сожалению, такая «идиллия» наблюдалась далеко не везде.

Вопрос о строительстве специального полигона для испытания «готовых изделий» (то есть атомных зарядов), а также с целью исследования «поражающего действия изделия на живой организм на примере различных подопытных животных» рассматривался Спецкомитетом при СМ СССР 11 ноября 1946 года. Первому Главному управлению было предложено подобрать место и установить сроки сооружения полигона. 31 мая 1947 года Спецкомитет предварительно рассмотрел, а затем Совет Министров СССР принял постановление соорудить Горную станцию (так первоначально назывался Семипалатинский полигон) на площадке № 1 в районе реки Иртыш, в 170 километрах западнее города Семипалатинска. Обустройство и подготовку полигона к работе за два года осуществили воинские части, переданные в подчинение заместителю министра внутренних дел Завенягину А.П.

По своей служебной деятельности автору этих строк пришлось с 1968 по 1974 годы многократно участвовать на Семипалатинском полигоне в проведении исследования воздействия факторов ядерного взрыва на ракетные системы. К этому времени испытания атомных зарядов в атмосфере были запрещены, поэтому производились только подземные ядерные взрывы. Незабываемо впечатление от движения «земной тверди» у тебя под ногами, вызванного взбешенным «ядерным джином», которого «разбудил» человеческий разум. Удалось «полюбоваться» и на огромную, глубоченную воронку, в несколько сот метров в диаметре, сотворенную в бескрайней казахстанской степи при одном из последних наземных испытаний ядерного оружия.

19 августа 1949 года Спецкомитет возложил персонально на Завенягина А.П. руководство доставкой изготовленного в КБ-11 плутониевого ядерного заряда и нейтронных взрывателей на Семипалатинский полигон. Ему было поручено сопровождать «Груз № 1» на всем пути следования, а также обеспечить сохранность «Изделия 501» во время подготовки к испытанию.

В ночь на 29 августа 1949 года первая советская атомная бомба РДС-1 была установлена на 30-метровой стальной башне и подключена к системе подрыва. В связи с тем, что к моменту проведения заключительных операций произошло резкое ухудшение погоды и поднялся сильный ветер, по предложению Курчатова И.В. и с согласия Берия Л.П. во избежание неожиданностей подрыв заряда произвели на час раньше запланированного времени — в 7 часов утра по местному времени. Созданная трудом огромной армии ученых, инженеров, техников, рабочих, как свободных, так и находившихся в заключении, офицеров разведок, руководителей всех рангов, советская атомная бомба ярко и громогласно заявила о себе. 29 августа 1949 года стало рубежом, когда монополия США на этот вид оружия массового поражения была ликвидирована.