Анатолий Терещенко - Разлом. Белый и красный террор

Председатель Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России».

Прочитав до конца жуткий текст сообщения, Павел вздрогнул, вытер слезы, встал с табурета и в присутствии других офицеров громко прорычал:

— Не будет предателям покоя, пока я живой. Немцам продали жиды-большевики благополучие России, разорили армию и растоптали своим безверием наше православие. У них своя вера, на нашу веру им наплевать. Я больше чем уверен, скоро они станут разрушать церкви и убивать священников. Месть и только святая месть сможет успокоить и укрепить мое надорванное сердце…

— Кабы до нас люди не мерли, и мы бы на тот свет дороги не нашли, — неожиданно выдавил из себя пословицу курносый, с лицом в веснушках, молодой солдатик.

На него сразу все зашикали. Он понял, что сморозил глупость, оказавшуюся не к месту и не ко времени.

В своей книге «Конь вороной» террорист Борис Савинков, печатавшийся под псевдонимом В. Ропшин, так писал о «правоте» всех участников гражданского кровавого противостояния в России через «заблуждения»:

«Субъективно, конечно, все правы… Я боюсь, что найдутся в России крестьяне или рабочие, которые не поймут меня, которые не поймут моей жизни и которые подумают, что я был врагом народа. Вот это неправда … Я заблуждался».

Вот оно — лицо заблуждавшихся в гражданской бойне, которая людей в этой самой схватке превращала в зверей…

Любая социально-политическая революция меняет миропонимание, постепенно изменяет мировоззрения членов нового общества, становящихся его адептами. Старые силы свергнутых классов всегда мешали выстраиванию новой государственности.

В мае 1922 года В. И. Ленин предложил заменить применение смертной казни для активно выступающих против советской власти высылкой за границу.

Тогда же Ленин в своем письме Ф. Э. Дзержинскому высказал мысль, что журнал «Экономист» — «…явный центр белогвардейцев… Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу».

Насильственную высылку интеллигенции многие современные историки сравнивают с интеллектуальным террором. Давайте рассмотрим это явление под лупой анализа процесса борьбы с инакомыслием. Не все с восторгом вспоминали ту Россию, которая стонала под игом крепостничества и самодержавия.

В 1908 году Александр Блок в стихотворении «Россия» писал:

Заметь, читатель, ненависть к той лапотной, непредсказуемой с «веками нищеты и безволья» России заканчивается двойным повторением Отчизны с любовью к ней. Заметьте — год 1908-й! От первой революции прошло всего три года, до новых революций оставалось времени в три раза больше — девять лет. Поэт Н. А. Некрасов еще раньше писал:

Как видим, оба великих интеллигента, творческие художники слова, ждали перемен в обществе, оставаясь патриотами России.

Да, в тяжелые для России дни в Феврале и Октябре 1917 года многим пришлось пережить в Петербурге весь ужас событий. Что-то доселе спавшее, как писал Андрей Белый, всколыхнулось. Почва зашаталась под ногами…

А начиналась борьба с инакомыслием так.

Газета «Правда» от 31 августа 1922 года сообщала, что из страны высылаются представители интеллигенции, настроенные против советской власти:

«Высылка активных контрреволюционных элементов и буржуазной интеллигенции является первым предупреждением советской власти по отношению к этим слоям. Советская власть по-прежнему… будет пресекать всякую попытку использовать советские возможности для открытой или тайной борьбы с рабоче-крестьянской властью за реставрацию буржуазно-помещичьего режима».

Можно считать саму высылку неугодных за границу жестким ответом властей, радикальным методом борьбы с инакомыслием, но если сравнивать с судами над подобными высылаемых со смертельными приговорами, то данную меру можно считать гуманной.

Советская власть отправила за границу многих выдающихся деятелей науки и культуры: одного из основателей отечественной социологии Питирима Сорокина, конструктора паровых турбин Всеволода Ясинского, экономиста Николая Кондратьева, экономиста и социолога Александра Чаянова, историка Льва Карсавина, философов и писателей Николая Бердяев, Сергея Булгакова, Михаила Осоргина, Сергея Трубецкого, Ивана Ильина и многих других.

Они практически отправлялись «раздетыми». Разрешалось взять с собой два комплекта белья, по две рубашки (ночные и дневные), по две пары кальсон, чулок и обуви можно было положить в чемодан. Деньги и имущество брать с собой запрещалось.

Отношение к России у многих высланных было лояльным. Вот как оценивал писатель Михаил Осоргин своих единомышленников-выселенцев:

«От революции пострадав, революцию не проклинали и о ней не жалели, мало было людей, которые мечтали бы о возврате прежнего. Вызывали ненависть властители, но не дело обновления России».

Получается, что «обновления России» хотели и те, кого потом записали во «враги народа». Осоргин проживал во Франции без паспорта. Французского гражданства не получил. Во время войны в 1940 году бежал вместе с женой из Парижа, поселившись в городке Шабри, который не был занят немцами. В своей книге «В тихом местечке Франции», осудив войну, писатель размышлял о гибели культуры, предупреждал об опасности возвращения человечества в Средневековье. Вместе с этим он твердо стоял за право человека на свободу личности. В книге «Письма о незначительном» Осоргин видел появление новой катастрофы: «Когда война закончится, — весь мир будет готовиться к новой войне». Плохо будет всем, если он окажется провидцем.