Илья Рясной - Кавказ в огне. Хроники геополитической катастрофы

В один прекрасный день исчезли спички. Вообще — без объяснений и перспектив. Нет их нигде, и зажигай газ, чем хочешь. Доходило до смешного. Наши солдатики в войсковой части нашли лупу, фокусировали свет на вате, та загоралась, и они тогда прикуривали.

Одновременно начинался демонтаж силовой системы. Мало кто помнит, но демонизация той же милиции началась при Горбачёве. Валом шли статьи, что шибко много власти у ментов. Даёшь правовое государство, чтобы никто в тюрьмах не сидел, и мента можно было со смаком по матери посылать. Такие же наезды были на прокуратуру и суды. Закон слабел не по дням, а по часам. А на марше был гуманизм с нечеловеческим лицом.

Митинги, какие-то собрания идиотские пошли. Сначала официальные, потом полуофициальные, а затем запрещённые. Все это на фоне развенчания советской идеологии, которое проводили советские же газеты. Объявилась вдруг куча недовольных и обиженных.

И в возникающий идеологический вакуум, как воздух в насос, вдувался тешащий самолюбие обывателя национализм — мы же лучше, мы умнее, мы здесь хозяева, а все остальные пришлые завоеватели. Все залеченные в СССР националистические болячки обострялись. Из каких-то реликтовых националистических глубин общественного подсознания поднимались уже подзабытые исторические счёты, взаимное озлобление и претензии тысячелетней давности.

И народ постепенно распоясывался. И организовывался. Стройная устойчивая советская система начинала давать системные же сбои.

Что это было? Человек существо социальное. С детства он вырастает в рамках — «можно-нельзя». Воспитанием, потом законом, правилами, традициями, уложениями достигается баланс между этими понятиями, позволяющий жить и личности, и обществу уравновешенно и полноценно. А тогда пошёл процесс постепенного, пока ещё осторожного, расширения границ «можно». Неторопливо, шажок за шажком, чтобы подопытные успели привыкнуть и освоиться в новом качестве.

Можно советскому человеку идти на несанкционированный митинг протеста? Конечно же, нельзя. Как комсомол, партия, общество посмотрят… А тут оказывается, что можно, только если клянёшься в верности КПСС и затрагиваешь свои вопросики — развития национальной культуры. А можно выкликнуть лозунг — долой, даёшь? Нельзя?… Но теперь-то можно.

И так вот шаг за шагом территория «можно» расширялась за счёт «нельзя».

И всё это под заунывные завывания Москвы об активном политическом творчестве масс, под оголтелую огоньковскую антисоветскую пропаганду, под «Прожектор Перестройки» и «Взгляд». Ломались стереотипные взгляды, очернялись герои былых времён. Шла идеологическая антисоветская обработка под видом торжества нового мышления. Постепенно людей подводили к мысли, что они живут в хреновой стране. А вот за бугром настоящий рай со свободой и колбасой. И давно пора передавать бразды правления в правильные руки.

Потом территория «можно» вышла на уровень насилия. Оказывается резать чужих можно! И пошла резня.

Фергана, Казахстан — разгорались и тухли горячие точки — тогда ещё были силы глушить это всё.

Потом пришла очередь Кавказа. Карабах — это запал, который взорвал к чертям Закавказье и горит до сих пор.

Нагорно-Карабахская автономная область — это часть Азербайджана, где проживали в большинстве армяне. Армянские и азербайджанские соседи жили не то, чтобы душа в душу, но и не резали друг друга. И вот с середины восьмидесятых начался разогрев котла. Взаимные обиды росли, переходя в горячую стадию. И росло осознание — а ведь теперь можно!

Начала муссироваться идея о передаче НКАО Армении. Попутно нарастало взаимное раздражение и озлобление, вскоре перешедшее в погромы и убийства.

В феврале 1988 года внеочередная сессия народных депутатов НКАО обратилась к Верховным Советам Армянской ССР, Азербайджанской ССР и СССР с просьбой рассмотреть и положительно решить вопрос о передаче области из состава Азербайджана в состав Армении. И тогда началось — не опишешь в словах. Дана была отмашка взаимному уничтожению соседских народов.

Авторы этого проекта могут мастер-класс давать, как бытовое недовольство конвертировать в реки крови.

Не буду говорить, кто прав, кто виноват — оба хуже. Хотя симпатии к армянской стороне, стремившейся перекроить границы республик, не испытываю. При этом самим армянам Карабах был не очень то нужен. В том же Ереване карабахских армян считали людьми второго сорта, ласково называя «карабахскими ишаками». Но долг крови требовал встать на их сторону.

Взаимная резня — это надолго, если не на века. Те, кто довели до неё, прекрасно понимали, что отныне назад пути нет — между сторонами пролегает кровь.

А дальше пошло-поехало:

— Вы звери! Вы нас убивали!

— Нет, это вы нас убивали.

А убивали друг друга. Как накипь поднялись наверх неврастеники, скрытые садисты, уголовники. И за спиной каждой стороны был свой народ, своя республика. И теперь уже накопились такие взаимные новые счёты, которые можно погасить только ещё большей кровью.

После карабахских событий и пошли эти бесконечные митинги-демонстрации в Баку и Ереване. Начинались они с призывов покарать погромщиков и убийц. Затем пошли экологические требования — ну куда же без Гринписа? Азербайджанцы протестовали против строительства алюминиевого комбината в Шуше и вырубки вековых деревьев. Правда, потом выяснилось, что речь шла не о комбинате, а об одном цехе, и деревья не слишком пострадали, но это детали, кому они нужны?

Сдуру как-то разговорился на этой площади с митингующими, представился командировочным москвичом, благо был в гражданской одежде.

— А за что у вас в Москве борются? — вполне корректно спрашивают меня манифестанты.

— За разное, — мнусь я и перевожу тему. — А что с тем алюминиевым комбинатом?

— Строят! И наше Правительство свой собственный народ не слушает. Купили его армяне.

Притом с каждым днём правительство АзССР не устраивало националистов все больше. Потом стала не устраивать Москва. А далее и советская власть в целом — это в верном Азербайджане с ещё недавно полностью лояльным населением.

И все громче звучало:

— Если Россия не может навести порядок, то мы призовём Турцию…

А Москва? Ну а что Москва. Заняла созерцательную позицию — всё течёт, всё переливается и само утрясётся. Толком не работали ни спецслужбы — во всяком случае, активностью не прославились, ни партийные органы. Этот самотёк и бескрайнее расширение границ «можно» было вполне в русле горбачёвской беззубой политики.

Считается, что это было его личное безволие. Но, мне кажется, скорее всего, действовал продуманный план западных спецслужб, у которых эта петрушка была просто бездумной марионеткой. Хотя думаю, то же ЦРУ не надеялось развалить СССР, просто хотели устроить нам побольше головной боли. Но ситуация пошла вразнос.