Николай Кедров - Лапти сталинизма

Стремление вырваться из этой концептуальной рамки исследования проблем аграрной истории 1930-х годов у российских историков наблюдается давно. В 1993 году, выступая на теоретическом семинаре «Современные концепции аграрного развития», И. А. Кузнецов призывал к изменению приоритетов: «Перспектива мне видится не в поисках альтернативы коллективизации и сталинизму, а в расширении самого проблемного поля исследования. <���…> Проблема коллективизации шире проблемы отношений большевистского режима с крестьянством» [60] Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар // Отечественная история. 1994. № 4–5. . Призыв прозвучал, однако тематика работ отечественных крестьяноведов изменилась незначительно. Тем не менее представляется возможным отметить ряд действительно новых явлений в историографии крестьянства.

Одним из наиболее ярких авторов, активно ратующих за привлечение методов зарубежного крестьяноведения, безусловно, является Д. И. Люкшин. Успешное применение этих достижений к локальным материалам Поволжья позволило ему совместно с другим историком — В. М. Бухараевым — еще в 1990-е годы выступить с концепцией «общинной революции», которая кардинально меняла осмысление крестьянских движений периода революции и Гражданской войны [61] Бухараев В. М., Люкшин Д. И. Крестьяне России в 1917 году: пиррова победа «Общинной революции» // 1917 год в судьбах России и мира. Октябрьская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1998. С. 131–142. . В 2006 году была опубликована и первая монография казанского историка [62] Люкшин Д. И. Вторая русская смута: крестьянское измерение. М., 2006. . В основе радикализации крестьянства, по мнению Люкшина и Бухараева, лежали не канонизированные советской историографией факторы (рост революционной сознательности крестьянства, влияние партийной пропаганды), а отсутствие дисциплинирующего насилия со стороны власти. Община выступила инструментом самоорганизации крестьянства, придавая социальную направленность крестьянскому движению. «Общинная революция» имела долгосрочные последствия, заключавшиеся в рурализации советского общества, консервации крестьянских традиций. В своих работах Д. И. Люкшин также рассматривает взаимодействие власти и крестьянства, но делает это сквозь призму антропологических и социокультурных характеристик жителей села.

Другой попыткой преодолеть традиционную для отечественной историографии схему изучения крестьянства является подход, предложенный вологодской исследовательницей М. Н. Глумной. Основным предметом ее исторического анализа стал институт колхозов, в силу чего в авторской редакции подход получил название институционального [63] Глумная М. Н. К вопросу об институциональном подходе при изучении колхозов // Актуальные проблемы аграрной истории Восточной Европы: Историография; методы исследования и методология; опыт и перспективы. XXXI сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Тезисы докладов и сообщений. М., 2008. С. 127–129. . Такое название не вполне оправданно, поскольку исследовательница анализирует не столько организационную структуру колхозов, сколько внутренние отношения в среде различных групп колхозников. В серии статей, основанных на материалах деревни европейского Севера России 1930-х годов, М. Н. Глумная рассмотрела социальную структуру, отношение к труду и практики управления, бытовавшие среди представителей колхозного сообщества [64] Глумная М. Н. К характеристике колхозного социума 1930-х годов (на материалах Европейского Севера России) // XX век и сельская Россия. Российские и японские исследователи в проекте «История российского крестьянства в XX веке». Токио, 2005; она же. Отношение к труду в колхозах Европейского Севера России в конце 1920-х-1930-х годах // Русская культура нового столетия: проблемы изучения и использования историко-культурного наследия. Сборник статей. Вологда, 2007; она же. К вопросу об организационной культуре колхозов Европейского Севера России в 1930-е годы // Стратегия и механизм управления: опыт и перспективы. Материалы научно-практической конференции. Вологда, 2008. . Как нам представляется, такой подход несет в себе значительные перспективы обновления аграрной историографии, поскольку рассмотрение колхозов как социального института, начиная с их появления в 1920-е годы и заканчивая событиями рубежа 1980-х — 1990-х годов, позволит проследить эволюцию аграрной подсистемы всего советского общества.

Еще одна новая модель анализа представлена в работах известных историков-аграрников М. А. Безнина и Т. М. Димони [65] Безнин М. А., Димони Т. М. Аграрный строй России в 1930-1980-е годы. Тезисы научного доклада. Вологда, 2003; они же. Аграрный строй России в 1930-1980-е годы (новый подход // Вопросы истории 2005. № 7. С. 23–44; они же. Капитализация в российской деревне 1930-1980-х годов. Вологда, 2005. . В ее основе — обращение не к политическим факторам развития советской деревни, а к непосредственной логике социально-экономических процессов. Фокусом концепции М. А. Безнина и Т. М. Димони является представление о капитале (под которым они понимают «обобществленный труд») как некой универсальной категории, применяемой для анализа любого типа хозяйствования. Поскольку само по себе создание колхозов предполагало концентрацию капитала (техники, инвентаря, финансов), а затем происходил его дальнейший рост, вологодские историки предлагают трактовать колхозный период в развитии аграрного строя России как капитализацию. Социальным следствием этих процессов являлось раскрестьянивание, которое предполагало: а) отток жителей села в город; б) превращение крестьян в наемных рабочих на государственных сельскохозяйственных предприятиях. Результатом этих изменений, по М. А. Безнину и Т. М. Димони, был переход российского общества от аграрной к индустриальной стадии развития.

Из трудов зарубежных авторов наибольшее значение на изучение истории советского крестьянства оказали научные исследования М. Левина и Ш. Фицпатрик. Если для работ отечественных авторов преобладающей проблематикой было изучение различных форм государственного вмешательства в жизнь крестьянства на протяжении всех 1930-х годов, то М. Левин и Ш. Фицпатрик пытались проследить обратное влияние общества на эволюцию государства и его политики. По мнению М. Левина, формирование жесткого авторитарного режима в СССР было обусловлено рядом факторов социальной этиологии. Так, партия большевиков, завоевав в ходе революции и Гражданской войны власть, несмотря на официальные декларации, оказалась оторванной от общества. В результате опорой власти стала бюрократия. Однако советские государственные и партийные служащие, происходили из социальных низов, были плохо образованы и мало подготовлены для своей профессиональной деятельности. Свою некомпетентность советские чиновники компенсировали, с одной стороны, раболепием перед верхами партии, а с другой — приверженностью грубым, силовым методам управления обществом. Индустриализация и коллективизация, способствующие распаду существовавших в обществе социальных связей и массовому оттоку крестьян в города, лишь усилили эту тенденцию. В ходе сталинской «революции сверху» крестьянство стало объектом экономической эксплуатации и юридических ограничений. Для самих крестьян была характерна архаическая правовая культура, в силу стереотипов которой единственным противовесом всесилия местных чиновников для крестьянина выступала высшая власть. В итоге характер советской бюрократии, возросшая социальная мобильность и архаическая политическая культура крестьянства, по мнению американского историка, и предопределили появление сталинской власти [66] Lewin М. The social Background of Stalinism // Lewin M. The making of the Soviet system. Essays in the social history of interwar Russia. Methuem, 1985. P. 258–285; idem. Russian Peasants and Soviet Power. A study of Collectivization. 1975. С рефератом последней работы можно познакомиться в материалах теоретического семинара «Современные концепции аграрного развития». См.: Отечественная история. 1994. № 4–5. . Важен также и сам по себе анализ М. Левина социальных представлений и религиозных верований, характерных для российского крестьянства в первой трети XX столетия [67] Левин М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. М., 1997. С. 84–127. .