Пауль Карель - Выжженная Земля

Цель освободить Белоруссию, пишет Рокоссовский, была поставлена заинтересованным фронтам еще осенью 1943 года, «когда мы наступали к Днепру. Однако тогда задача оказалась неразрешимой, поскольку мы понесли слишком тяжелые потери в ходе летних сражений. Когда войска нашего фронта вышли на Сож и Днепр, сопротивление противника заметно возросло, и нам пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы форсировать Сож и продвинуть наши армии в междуречье Днепра и Припяти. Для чего-то еще сил оказалось недостаточно. Мы вынуждены были сделать паузу, чтобы снова собраться с силами». Таков рассказ Рокоссовского.

Примерно в середине марта 1944 года Сталин позвонил Рокоссовскому и ознакомил его с общими задачами его фронта. В начале мая 1944 года начали детально прорабатывать план операций. Сектор Рокоссовского должен был наносить главный удар. Первый этап включал захват Бобруйска, центр транспортных коммуникаций в середине лесистого и болотистого края в низинах реки Березина.

Бобруйск имел решающее значение для последующей операции против Брест-Литовска. Рокоссовский и его штаб пришли к заключению, что наступление нужно осуществлять в форме захвата в клещи двумя армиями и танковым корпусом с каждой стороны — одна часть движется на Бобруйск с северо-запада, из района Богачева, а другая наступает с юга, в направлении Бобруйска и Слуцка. Однако советским генералам тоже приходилось иметь дело с имеющим собственные стратегические идеи диктатором — очень часто таким же твердолобым, как Гитлер.

Совещание по обсуждению плана проходило в Ставке Сталина 22 и 23 мая. Решение Рокоссовского вызвало яростное несогласие. Сталин и несколько членов Ставки требовали сконцентрировать все силы в едином наступательном ударе с Днепровского плацдарма. Аргументы опытного генерала, что для такого движения недостаточно оперативного пространства, что территория слишком сложна и наступление откроет свой фланг с севера, категорически отметались, Сталин упрямо настаивал на едином ударе. Как у Гитлера были его «укрепленные районы», так у Сталина была своя теория сосредоточенных ударов, которую он упрямо хотел применять повсюду. Он, конечно, был прав в принципе, но в данном конкретном случае ситуация требовала отступить от этого правила. Однако Сталин отказывался признавать очевидное. Интересно посмотреть, какими методами он старался навязать свою волю маршалам и командующим фронтами. Вот рассказ Рокоссовского:

«Сталин приказал мне на двадцать минут выйти в другую комнату и обдумать предложение Ставки. Потом я должен был вернуться. Но мне нечего было обдумывать. Когда время вышло, я вернулся и продолжал настаивать на своей точке зрения. Меня снова послали в другую комнату. Снова на двадцать минут. Во время второй ссылки ко мне присоединились министр иностранных дел Молотов и правая рука Сталина Маленков. Они порицали мой спор с Верховным Главнокомандующим и просили принять предложение Ставки. Я ответил, что убежден в правильности моей позиции, и, если Ставка прикажет проводить наступление по своему плану, я буду просить освободить меня от командования фронтом. Я вернулся в конференц-зал, но опять не смог убедить Сталина и его советников. Меня в третий раз послали в другую комнату. Но когда я вернулся и все равно настаивал на своей позиции, план одобрили».

Разумеется, не без едкой реплики Сталина по поводу упрямства армейских генералов и предупреждения о полной ответственности за операцию. Рокоссовский принял ответственность. Он отстоял свой план.

«Гроза пять, пять, пять» — Роковое промедление—Бобруйская ловушка — Кровавая Березина — Витебск взят в клещи — «Лично ручаюсь за бой до конца» — Ответ найден: советское господство в воздухе.

Уже с самой первой попытки русские глубоко прорвали левое крыло группы армий в секторе 3-й танковой армии. За двадцать четыре часа «укрепленный район» Витебска оказался в красных клещах.

То же самое происходило и у 4-й армии. Дивизии советского 2-го Белорусского фронта ударили на Оршу и Могилев и скоро прорвали широкую брешь во фронте армии генерала Типпельскирха восточнее Могилева. За Могилевом стояла танковая дивизия «Фельдхеррнхалле», бывшая 60-я моторизованная дивизия из Западной Пруссии и Данцига; своим новым именем она была обязана присоединенному к ней гвардейскому полку СА.

Участие дивизии в летнем наступлении было типично для происходящего между Днепром и Березиной. С середины мая, после тяжелых боев севернее Витебска, она находилась на резервной позиции для отдыха и пополнения. Части ее артиллерийского полка и танкового батальона все еще оставались в Германии. Пополнение в основном прибывало из Норвегии, где люди привыкли к спокойной жизни на оккупированной территории, а не к тяготам войны на Востоке. Последний транспорт появился примерно в середине июня, за восемь дней до наступления. Не имея никакого боевого опыта, люди попали прямо в жестокое сражение.

Вечером первого дня наступления «Фельдхеррнхалле» получила приказ «перекрыть брешь восточнее Могилева». Когда командир дивизии генерал фон Штейнкеллер доложил командиру 39-го корпуса, генерал Мартинек покачал головой: «Какую конкретно брешь вам предстоит перекрыть? Там кругом одни бреши. Ваше место на Березине, чтобы у нас там сохранялась отсечная линия, куда мы сможем отойти, когда уже будет невозможно держаться на Днепре. А это случится очень скоро».

Мартинек был совершенно прав. Березина протекает примерно в семидесяти километрах западнее Днепра. Если бы «Фельдхеррнхалле» действительно стояла там, вместе с 18-й мотострелковой дивизией, многого удалось бы избежать. Поскольку именно на Березине в скором времени и произошла катастрофа.

Однако приказы требовали другого. «Фельдхеррнхалле» вступила в бой в ста километрах восточнее Березины, за Днепром. В безнадежной позиции. Капля в море. «В течение ночи с 25 на 26 июня, —докладывал позже генерал фон Штейнкеллер, — мне удалось, по большей части благодаря удаче, а не умелому командованию, отвести мои дивизии обратно через Днепр в Могилев».

Пока генерал вел свои танковые формирования против советских танков, его начальник оперативного отдела подполковник Фельш 24 июня в 14 часов получил от 12-го армейского корпуса следующую радиограмму: «Войскам пробиваться на запад; 12-й пехотной дивизии оборонять Могилев». С этого момента оперативный район, по сути, уже не контролировался. Дороги на запад были переполнены гружеными автомобилями и частями самых разных дивизий, отступающими без ясной цели в любом возможном направлении. А советские танки снова и снова атаковали эти колонны.