Пауль Карель - Выжженная Земля

Но и восточнее Донца русские стояли на сильно укрепленных оборонительных линиях, эшелонированных в глубину. Повсюду были окопы с противотанковыми пушками, минные поля, противотанковые рвы. Кроме того, были и коварные болота.

Брайт, опытный и прозорливый командир танковых войск, понимал, что в этих обстоятельствах он никогда не сможет продвинуться на восток достаточно быстро или достаточно далеко, чтобы уложиться в график. Поэтому он принял единственно правильное решение и 8 июля повернул на север.

В небольшой лощине недалеко от Ястребова Брайт встретился с командиром 6-й танковой дивизии. Два командирских танка остановились рядом.

На броне этих мобильных узлов связи расстелили карты. Рука командира корпуса коснулась верхней части карты: «Хюнерсдорф, вы двинетесь на север и осуществите прорыв. Вы разрушите главную оборонительную линию противника!»

И Вальтер фон Хюнерсдорф, один из самых отважных и самых опытных танковых командиров Вермахта, выступил. Он раздавил советские оборонительные позиции. Он отразил атаку советских танков у Мелехова. Совместно с 19-й танковой дивизией он окружил две советские стрелковые дивизии.

Вперед! Не останавливаясь, 6-я танковая дивизия мчалась к верховьям Донца. Успеет ли она к Прохоровке вовремя?

Советское Верховное Главнокомандование осознавало, какую угрозу представляет этот крупный прорыв по флангу операции. Сталин приказал форсированными маршами бросить к Прохоровке стратегические резервы с отдаленного Степного фронта. Прибудут ли они вовремя?

Лейтенант Подгорбунский отскочил с дороги, отдал честь и удивленно посмотрел вслед генералу.

Никто и никогда не видел начальника штаба в таком состоянии. Обычно он был уравновешенным, выдержанным человеком, которого ничто не могло вывести из себя. А сейчас он мчался по маленькой лощине, где располагался передовой командный пункт

1-й танковой армии, тяжело дыша, с побагровевшим лицом и без фуражки. Он вбежал по склону в небольшую рощицу и скрылся в густом подлеске.

Наверху находился артиллерийский наблюдательный пункт. Генерал Катуков и Никита Сергеевич Хрущев ушли туда час назад. Но когда генерал-майор Шалин влетел в замаскированный ветками и листьями командно-наблюдательный пункт, там находился только Хрущев. Катуков отправился в штаб 6-го танкового корпуса.

«Что случилось?» — подозрительно спросил Никита Сергеевич, увидев Шалина в состоянии крайнего возбуждения.

Начальник штаба, все еще стараясь восстановить дыхание, молча протянул ему листок бумаги — донесение на бланке. Оно пришло от 31-го танкового корпуса генерала Черниенкова.

Хрущев прочел: «Оборона прорвана. Войска отступают, и остановить отступление невозможно. Юсычов». Беда! Беда, запечатленная в девяти словах.

— Кто это?—спросил Хрущев, взволнованно постукивая пальцем по подписи.

— Подполковник Юсычов — начальник связи 31-го танкового корпуса, — ответил Шалин.

— Если его донесение — правда, тогда ничто не помешает немцам ударить через Псел в тыл Первой танковой армии, — тихо произнес Хрущев. А подумал, хотя и не произнес вслух, что если немцы сделают это, то русские оборонительные рубежи падут по всему Южному фронту курского выступа. И это будет означать конец сражению у Курска. Это будет означать победу немцев.

Хрущев отослал генерала Попеля, члена Военного совета 1-й танковой армии, найти генерала Черниенкова. А сам в это время побежал с Шалиным вниз, в лощину, в штаб армии, чтобы отправить грозные приказы корпусам и бригадам 1-й танковой армии, запрещающие любые отступления, малодушие и пораженчество.

Затем он поднял по тревоге генерала Ватутина, командующего Воронежским фронтом. Ватутин пообещал незамедлительно принять меры против главной опасности, исходящей от танкового корпуса СС Хауссера. И он сдержал слово.

Ударная группа 2-го советского гвардейского танкового корпуса была развернута у Гостищева, на том участке северо-восточнее Белгорода, куда дивизии Кемпфа еще не дошли. Его разместили там, чтобы остановить прорыв Кемпфа. Но сейчас, в крайней ситуации, Ватутин двинул ее на запад.

В небольшом лесочке восточнее деревни сосредоточились шестьдесят Т-34 и несколько стрелковых батальонов. Около полудня эта армада выступила. Она выступила в глубокий фланг корпуса Хауссера, на шоссе Белгород — Обоянь, на путь снабжения танкового корпуса СС.

Лишь одна пара немецких глаз заметила надвигающуюся опасность. Капитан Бруно Майер вел формирование из трех противотанковых самолетов, выполняющих разведывательный полет над лесным участком в районе Гостищева утром 8 июля. Он знал, что в этой сложной местности необходимо с воздуха патрулировать фланг танкового корпуса СС, чтобы наземные силы не натолкнулись на неприятные сюрпризы.

Глаза Майера скользили по полянам и небольшим лощинам. Вон там! Похоже, это...Майер заложил глубокий вираж, почти коснулся верхушек деревьев. Не осталось никаких сомнений: сквозь деревья просматривались пехотные колонны. За ними громыхали танки. Десять танков. Двадцать. Тридцать. Все больше и больше танков выползали из леса, образуя широкий клин и двигаясь в западном направлении.

На совещании в штабе 8-го воздушного корпуса капитан Майер слышал о сложившейся ситуации. Он сразу понял, что означает советское продвижение в глубокий фланг танкового корпуса СС. И Майер также понял, что пробил его час.

Он командовал 4-й группой (противотанковых самолетов) 9-й авиаэскадры штурмовой авиации, базирующейся в окрестностях Микояновки. На ее полях стояло 68 новых машин Hs-129 — бронированных самолетов поддержки наземных сил. Каждая из этих машин была оснащена в добавление к пулемету 30-мм пушкой. Они, таким образом, представляли собой летающие противотанковые орудия операции «Цитадель».

Теперь появилась возможность испытать новое оружие. Майер по радио объявил тревогу наземным службам своей группы и приказал поднять несколько эскадрилий (по девяти машин в каждой).

Когда первая эскадрилья начала набирать высоту, Майер по радиотелефону проинструктировал пилотов. Началось поистине историческое сражение — впервые в военной истории с крупным танковым соединением сражались только воздушные силы.

Самолеты атаковали с малой высоты. Как ястребы, они набрасывались на русские танки сзади и сбоку. Рявкали пушки. Один раз, два, три. Прямое попадание. Взрыв. Пламя.

Между налетами противотанковых самолетов «Хеншель» звенья самолетов огневой поддержки «Фокке-Вульф» майора Друшеля сбрасывали фугасные бомбы на колонны русской пехоты и наскоро развернутые зенитные орудия.

Это была битва машин. Русские танки не могли совладать с непривычным противником. Они мешали другу другу, сталкивались и становились легкой добычей для противотанковых самолетов Майера.