Пауль Карель - Выжженная Земля

С военной точки зрения, Жуков, конечно, был совершенно прав. Танки строят не для того, чтобы закапывать их в землю. Но в данном конкретном случае преграда из танков и противотанковых орудий на самом деле остановила продвижение немцев.

«История Великой Отечественной войны» цитирует донесение Воронежского фронта в Ставку с полной ссылкой на источник, таким образом фиксируя его для потомства: «Если бы было принято решение наносить контрудар танковыми соединениями, то уже при отсутствии прочного фронта стрелковых войск в полосе шоссе мы быстрее израсходовали бы свои силы, а противник наверняка прорвался на Обоянь, а далее начал бы развивать успех на Курск».

«Наверняка прорвался на Обоянь» — это означало бы победу Гота.

С точки зрения немцев, Курская битва легко могла бы принять совершенно другой оборот. Манштейн, например, в разговоре с командирами соединений и частей в Харькове за четыре недели до наступления обсуждал вопрос, не лучше ли, принимая во внимание известные приготовления русских к наступлению немцев с севера и юга, отказаться от старой тактики на окружение и вместо этого ударить по курскому выступу в его самой слабой точке — то есть фронтально — и, осуществив вклинение, затем развернуться вправо и влево.

Старшие командиры Манштейна с энтузиазмом встретили предложение. Но очевидно, его отверг Генеральный штаб сухопутных войск. Сам Гитлер, который еще со времен кампании во Франции проникся огромным уважением к стратегическому таланту Манштейна, по-видимому, благосклонно относился к идее генерал-фельдмаршала. Об этом свидетельствует сердитое замечание, сделанное генералу Шмундту после сражения: «В последний раз я пошел на поводу у Генерального штаба». Шмундт тут же передал эти слова генерал-лейтенанту Бальку. Интересное заявление. Но оно ни в коем случае не меняет того факта, что только Гитлер несет ответственность за поражение под Курском. Именно он постоянно откладывал дату наступления.

Становится совершенно очевидной та степень, в которой исход любого сражения (не важно, насколько тщательно оно было спланировано) все-таки зависит от непредсказуемых вещей — интуиции командующего, его готовности принимать нетрадиционные решения, его выдержки в решающий момент, отваги солдат и, наконец, смелости командиров не подчиняться приказам.

И на первом месте стоит фактор, оказавшийся решающим для операции «Цитадель» с самого ее начала, — измена. В Курской битве она сыграла исключительную и драматичную роль. Тайна, которая и сейчас окружает предательство этого жизненно важного секрета, остается одной из самых волнующих загадок, все еще ожидающих своего решения.

У же с весны 1942 года немецкая контрразведка обнаруживала множество свидетельств, что советское Верховное Главнокомандование постоянно получает точную информацию о наиболее тщательно охраняемых секретах относительно ведения войны Германией.

Советам становятся известны объем производства военной промышленности, количество и состав армий на Восточном фронте, новые виды вооружений и, главное, планы и намерения немецкого Верховного главнокомандования. Часть данных, разумеется, добывали партизаны и агенты в тыловых районах за немецкой линией фронта. Кроме них, вольно или невольно источниками информации для советской разведки становились дезертиры, противники нацистского режима, взятые в плен офицеры и другие чины. К этому нужно добавить умелую воздушную разведку. Важную и быструю информацию в тактической сфере давало также прослушивание немецких телефонных переговоров во время боевых действий и перехват радиограмм, передаваемых штабами и боевыми частями открытым текстом либо из-за нехватки времени, либо по неосмотрительности. Но всего этого было недостаточно, чтобы объяснить информированность советских лидеров о стратегических намерениях, планах и предпринимаемых в связи с ними шагах немецкого Верховного главнокомандования — информированность, которую генерал-полковник Франц Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных сил до осени 1942 года, в следующих словах описывал в 1955 году, давая показания в качестве свидетеля на судебном процессе: «Почти все наступательные немецкие операции становились известны противнику, как только Главное командование Вермахта заканчивало их разработку, даже до того, как планы ложились на мой стол; все это вследствие измены одного из сотрудников Генерального штаба сухопутных войск. Всю войну мы не могли пресечь утечку информации».

Объем информации, которую могла собрать даже небольшая агентурная сеть, прекрасно показывает следующий пример.

Летом 1942 года в Отвоке, пригороде Варшавы, в результате продолжительной работы засекли и захватили передатчик вражеских агентов. Были арестованы два бывших польских офицера, капитан Арзижевский и лейтенант Мейер, и несколько их основных помощников. Оба польских офицера десантировались с советского самолета летом 1941 года с передатчиком и 2500 долларами. Их задачей было создать агентурную сеть для сбора и передачи военной информации в Москву.

Капитан постоянно путешествовал по стране, собирая сведения, а лейтенант работал на ключе. Немецкая контрразведка обнаружила код и почти пять сотен переданных в Москву радиограмм. Когда их расшифровали, руководители немецкой службы безопасности потеряли дар речи. Объем секретной военной информации, которую эти два агента собрали в немецком тылу в течение года, потрясал. Донесения содержали полную картину боевого расписания летнего наступления 1942 года. И не только боевое расписание: назначенные цели, задействованные соединения, переброска корпусов и дивизий — все было указано абсолютно точно. Советскому Генеральному штабу не составляло трудностей определить направления главных ударов немецкого наступления только по донесениям этих двух польских агентов. Выгодная покупка за 2500 долларов.

Какие шаги предприняло немецкое Верховное главнокомандование после столь тревожного открытия? Наверное, инцидент в Отвоке должен был открыть глаза военным немецким руководителям на ту опасность, которую представляли агенты с передатчиками — этот новый класс шпионов, появившихся во Вторую мировую войну? Наверное, они понимали, что варшавская шпионская организация не была единственной в своем роде? Сообщили ли специалисты о своих открытиях непосредственно в Ставку фюрера с тем, чтобы доложить о них Гитлеру и Верховному главнокомандованию? Нет.

Сам Адольф Гитлер никогда не видел полного доклада немецкой службы радиобезопасности о раскрытии варшавской шпионской организации. Генерал Эрих Фельгибель, начальник управления радиосвязи Вермахта в Ставке фюрера, возвратил доклад в службу безопасности на том основании, что он слишком длинный, чтобы показывать его фюреру. Когда представили сокращенный вариант, его назвали «слишком пугающим»: фюрер, сказали, только расстроится, если его увидит.