Нина Быстрова - «Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Провозгласив в числе основных задач оборону Северной области от германских, финских и других войск неприятельских стран, союзные войска и военные антибольшевистские формирования сразу после переворота начали наступление на юг по линии железной дороги Архангельск — Вологда и по Северной Двине к Котласу с целью свержения советское власти в центральных регионах страны. Однако первоначальный расчет западных дипломатов и сотрудников спецслужб на быстрое продвижение в глубь страны, поддержанное вооруженными антисоветскими выступлениями в Вологде и Москве, не оправдался. В результате войска союзников и правительства Северной области вынуждены были вести длительные боевые действия в условиях ограниченных военных, людских и экономических ресурсов [400] См.: Кубасов А. Л. Указ. соч. С. 47–48. .

В записках министра Северного правительства Бориса Федоровича Соколова «Падение Северной области» приводятся слова В. В. Марушевского в ответ на упреки офицеров в том, что за целый год не было никаких активных военных выступлений: «Русское военное командование было лишено самостоятельности и исполняло предначертания союзного штаба. Все мои указания на необходимость наступления, особенно на Двинском и Мурманском фронтах, отклонялись союзниками по мотивам недостаточности войск и ненадежности населения, сочувствующего большевикам» [401] Соколов Б. Падение Северной области // Гражданская война в России: война на Севере. М.; СПб., 2004. С. 323. . Перед своим уходом англичане в свою очередь категорически отвергали, что умышленно забрали власть в свои руки и, напротив, упрекали русских в полной бездеятельности и неумении организоваться. После беседы с генералом Айронсайдом, считавшим, что союзные войска безусловно воевали, но наступать не могли из-за своей малочисленности, ненадежности русских войск и имевших место беспорядков, Б. Соколов пришел к выводу, что «очевидно одно, и этого не скрывают англичане, что проявлять активность не входило в их планы и намерения, что они не смотрели на свой приход как на “интервенцию” и свою роль считали подсобной. На вопрос же, препятствовало ли английское командование активности русских сил, приходится, по-видимому, ответить полуутвердительно» [402] Там же. С. 325. .

Полутона, неопределенность, всё это «более или менее» были весьма характерны для отношений союзников, особенно военных англичан с русскими военными. «Зачастую те и другие жили бок о бок, в соседних теплушках или домах — и, однако, никаких сношений между ними не было, — вспоминал Б. Соколов. — Каждый жил собственной жизнью, собственными интересами» [403] Там же. С. 326. . Англичане более или менее интересовались русскими, охотно вступали с ними в разговоры на ломаном русском языке, посещали лазареты, угощали русских. Последние же, как солдаты, так и офицеры, были преисполнены какой-то бессознательной враждебности к англичанам, говорили о них с иронией.

По мнению У. Чемберлина, корреспондента американской газеты The Christian Science Monitor, работавшего в 1922–1932 гг. в Советской России, на Северном фронте не происходило ничего, кроме незначительных стычек и набегов [404] Цит. по: Росси М. Указ. соч. С. 147. . Деятельность экспедиционного итальянского корпуса общей картины не меняла. С точки зрения итальянского офицера, капитана А. Мандрилли, русские воинские части, сформированные Марушевским, заслуживали большего доверия, чем «партизанские» отряды из местных крестьян, наспех сформированные белыми силами. Первые были задействованы в военных операциях, вторые — несли гарнизонную службу. Мандрилли считал, что последним нельзя доверять в полной мере, поскольку союзники не смогли наладить с ними отношения. Кроме того, отмечая их преданность, отвагу, энтузиазм и специальную подготовленность для той разновидности партизанской войны, которая велась в прифронтовой полосе, он все же считал, что на гарнизонные войска нельзя было рассчитывать в полной мере вне тех мест, где они были набраны, в силу их привязанности к своим деревням [405] Там же. С. 149. . Военная активность на Северном фронте проявлялась не столько ведением регулярных действий, сколько операциями против партизан, которые проводились силами небольших подразделений. Итальянские войска, участвуя в борьбе с поддерживавшим большевиков русским гражданским населением, надеялись больше на свои собственные силы, чем на силы союзников и белогвардейцев. В начале 1919 г. союзники столкнулись с серьезными трудностями из-за нехватки офицеров при создании формирований, предназначенных для ведения боевых действий против большевиков. Отправленный англичанами в район Вологды с докладом о состоянии морального духа войск, занятых в боевых действиях. Мандрилли отметил наличие разногласий между английским и американским командованием из-за того, что первое хотело главенствовать над вторым, в то время как белогвардейцы, которых Мандрилли называл «настоящими мучениками и героями», вынуждены были подчиняться и первым и вторым [406] Там же. .

В 1918–1920 гг. судьба Советской республики решалась на фронтах Гражданской войны. Северный фронт к числу главных не относился, хотя осенью — зимой 1918 г. и представлял наибольшую опасность для власти большевиков, когда в случае успешных действий союзнического экспедиционного корпуса и русских белогвардейцев перед ними открывался прямой путь на Москву. Наступление вдоль Северной Двины с выходом к Котласу создавало возможность для слияния с антисоветскими силами Урала и Сибири. К сентябрю 1918 г. линия фронта продвинулась на 300 км к Котласу, Вятке, Вологде и Петрозаводску, но на этом триумфальное шествие закончилось. Советскому командованию удалось сдержать продвижение Северной армии. 21 февраля 1919 г. Красная армия вступила в Архангельск. 27 февраля Северный фронт прекратил свое существование. За зиму и весну 1919 г. белые войска были остановлены и отброшены на всех направлениях.

Активно участвовавшие в боевых действиях на Севере французские войска задолго до окончания мировой войны стали открыто выражать нежелание принимать участие в наступательных операциях в регионе. Прослышав о заключении перемирия, французы, писал в своих мемуарах американский посол Д. Фрэнсис, открыто заявили, что не собираются сражаться в России, если военные действия во Франции уже прекращены, так как не понимают, почему они должны воевать в России за британские интересы [407] Заброшенные в небытие. С. 74. . Таким настроением были подвержены не только французы, но и американцы, и итальянцы. Осенью 1918 г. итальянское военное командование в России тоже начало выражать сомнение в целесообразности участия своих войск в интервенции, считая военный поход в Россию бесполезным, а образованные в Сибири белые правительства не внушали доверия.