Марина Скржинская - Скифия глазами эллинов

Кроме сказанного, еще два обстоятельства имели решающее влияние на локализацию мифа в Таврике. С одной стороны, она оказалась одной из немногих областей, где греки воочию наблюдали человеческие жертвоприношения, о чем красочно пишет Геродот. С другой — определенную роль сыграла одна из эпиклез (прозвищ) Артемиды. В культе богов греки различали их многообразные функции, и в зависимости от того, чему в том или ином случае покровительствовало божество, ему присваивались разные прозвища. Например, Аполлон в одних храмах почитался как Врач, в других как Феб (божество солнечного света), в третьих как Мусагет, предводитель муз, покровитель искусства. Поэтому разными изображались атрибуты бога. Аполлон Бельведерский, сейчас олицетворяющий для нас этого античного бога, держал в руках лук; у Аполлона Мусагета на голове был венок, а в руках лира.

Эпиклеза Тавропола звучала сходно с названием Таврики и ее обитателей. Однако греческие корни этих двух слов, как будет показано ниже, не имеют ничего общего между собой. В сознании же греков еще в VI в. ощущение этого различия уже было утрачено.

В предыдущей главе говорилось о происхождении названия страны Таврики и ее населения от малоазийского горного массива Тавр. Определение Артемиды Тавропола указывает на ее деятельность в качестве покровительницы домашних животных, в частности коров и быков (ταύρος — бык). [69] Там же. С. 136. Недаром на монете города Амфиполя Артемида изображена едущей на быке. Не только Артемида, но также Афина и Деметра иногда наделялись эпиклезой Тавропола, и, вероятно, когда-то им приписывали функции покровительниц животных. Со временем забылся изначальный смысл эпиклезы; ее стали соотносить только с Артемидой и толковать как «богиня, которой поклоняются в Таврике». [70] Еврипид. Ифигения в Тавриде, ст. 1153—1157; Каллимах. Гимн к Артемиде, III, 173—174; Диодор, IV, 44.

Культ Артемиды Таврополы существовал в Аттике, на острове Самосе, в малоазийских городах Команах и Сипиле и других местах Греции. Честь владения статуей богини, доставленной из Таврики, приписывал себе не только храм в Алах Арафенидских в Аттике, как широко известно по трагедии Еврипида, но также святилища в Аргосе, Лаодикее Приморской и даже в греческих колониях в южной Италии. [71] Толстой И. И. Указ. соч. С. 134.

Из «Истории» Геродота ясно, что миф об Ифигении в Тавриде рассказывали греческие колонисты в Северном Причерноморье. По их мнению, тавры считали свое божество Деву дочерью Агамемнона Ифигенией и приносили ей в жертву эллинов, захваченных в плен или потерпевших кораблекрушение у их берегов. [72] Геродот, IV, 103. Иными словами, здесь был популярен тот вариант мифа, где Ифигения по воле Артемиды преображалась в божество.

Отождествление с Ифигенией таврского божества, требующего кровавых жертвоприношений, конечно, принадлежит греческому мифологическому сознанию. В VI—V вв. тавры вряд ли имели хоть какое-нибудь представление о мифологии греков. Ведь даже после основания Херсонеса во второй половине V в. близ границ расселения тавров на протяжении 100—150 лет между херсонеситами и их соседями не было торговых контактов; археологи не находят греческих предметов при раскопках таврских памятников, которые в этом отношении сильно отличаются от скифских, в изобилии содержащих греческую керамику и украшения. Кроме того, известно, что этнические группы, еще не дошедшие до стадии создания государства, каковыми были тавры, крайне редко включают в свой пантеон иноплеменные божества. Таким образом, в архаический и классический периоды греческой истории сведения о таврах поступали лишь от тех греков, которым удалось спастись из плена и самим пришлось соблюдать церемонию человеческих жертвоприношений.

Греки, знакомясь с религией других народов, осмысляли функции варварских божеств, исходя из собственных представлений о религии и находя нечто общее со своими богами. Множество примеров такого рода приведено у Геродота. Он объяснил читателям, что ассирийцы называют Афродиту Милиттой, арабы — Алилат, персы — Митра; историк перечислил египетских богов с их греческими соответствиями, а характеризуя религию скифов, сообщил, что Папай — это Зевс, Табити — Гестия, Али — Гея и т. д. [73] Он же, I, 131; II, 42; IV, 59. Все это — не изобретение Геродота, а записи устной эллинской традиции.

Греческие колонисты осмыслили на эллинский лад не только скифские, но и таврские божества; затем они приписали свое понимание таврам, и таким образом те оказались поклонниками богини Ифигении. Сходная картина наблюдается с божествами фракийцев: Геродот не приводит и, вероятно, даже не знает их истинных имен, а называет Ареем, Дионисом, Артемидой и Гермесом. [74] Он же, V, 7. Конечно, в VI—V вв. тавры не сопоставляли свое божество с образами чуждой им греческой мифологии: ведь они стояли на гораздо более низкой ступени социального развития и не стремились к мирным контактам с пришельцами из Эллады. Греческое осмысление таврского культа дает основание заключить, что божество, которому тавры поклонялись и приносили жертвы, было женским и, может быть, эта богиня была девственницей.

К рубежу VI—V вв. у греков развилась тенденция рационалистически толковать мифы, устраняя из них черты, казавшиеся невероятными. Гекатей Милетский начинал свой труд по генеалогии с утверждения, что многие рассказы эллинов ему кажутся смешными, и он хочет достоверно изложить давние события. Не сомневаясь в историческом существовании Геракла и в том, что он совершил двенадцать подвигов, Гекатей стремился описать их по-новому, без невероятных подробностей.

Рационалистическая тенденция проникла и в мифы об Ифигении. В трагедии «Ифигения в Тавриде» героиня с начала и до конца живое существо, и в финале жизни ее ждет общая участь всех смертных. В мифе осталось лишь одно чудесное деяние Артемиды во время жертвоприношения Ифигении. Эта версия все же окончательно не вытеснила более древнюю о превращении Ифигении в божество. Тот же Еврипид закончил трагедию «Ифигения в Авлиде» рассказом о включении невесты Ахилла в сонм богов, а Геродот записал, что подобный вариант мифа рассказывали греки Северного Причерноморья.

Кроме Таврики, мифы об Ифигении в Северном Причерноморье соотносились еще с двумя островами: Ахилловым Дромом и Левкой. Греческие колонисты считали, что Ахиллов Дром получил свое название из-за того, что Ахилл безуспешно гнался за Ифигенией по этому узкому длинному острову. [75] Дионисий Периэгет. Схолии к ст. 306 и комментарий Евстафия к тому же стиху. В другом мифе говорилось, что Ахилл после гибели под Троей как бессмертный герой переселился на Левку и царствовал там со своей женой Ифигенией. [76] Никандр. Превращение, фр. 58. Эти мифы были особенно популярны среди ольвиополитов, поскольку оба острова находились в сфере их влияния.