Джон Робертс - Мировая история

В таком виде западная политическая география закрепилась надолго.

С самого начала все дело заключалось в самой потребности, ощущавшейся всеми государственными деятелями Европы, предотвращения как можно дольше нового такого же конфликта, что как раз удалось погасить. Впервые в договоре 1713 года провозглашалась цель его участников в виде сохранения мира через уравновешивание полномочий. Такая в общем-то утилитарная цель представлялась важным новшеством в политическом мышлении, и к тому же созрели все предпосылки для вполне практичного образа действия; войны обходились гораздо дороже, чем когда-либо раньше, и даже Великобритании с Францией, остававшимся в XVIII столетии последними странами, способными без иностранной помощи выдержать войны против остальных великих держав, они виделись нежелательными. Но с окончанием Войны за испанское наследство к тому же пришло надежное урегулирование настоящих проблем. Открывалась новая эпоха. За пределами Италии в Западной Европе уже просматривалась подробная политическая карта XXI столетия. Династицизм как главный принцип внешней политики начинал опускаться к второму ее разряду. Началась эпоха национальной политики, по крайней мере, для тех князей, кто осознал неразрывную связь интересов их домов с интересами собственной нации.

К востоку от Рейна (и еще восточнее Эльбы) ничего подобного еще не наблюдалось. Большие изменения там уже произошли, и до 1800 года предстояли еще многие перемены. Но их происхождение следует искать в далеком прошлом, аж в начале XVI века. В то время восточные границы Европы охранялись габсбургской Австрией и обширным польско-литовским королевством, находившемся под властью династии Ягеллонов, образовавшейся в XIV веке из брачных союзов. Они разделили бремя сопротивления Османской державе с морской империей Венеции, что в тот момент считалось высшим проявлением восточноевропейской политики.

Понятие «Восточный вопрос» тогда еще не появилось; если бы оно тогда существовало, то в тот конкретный период означало задачу по защите христианства от ислама. Тюрки продолжали одерживать победы и совершать завоевания уже в XVIII веке, хотя к тому времени они уже предприняли свое последнее решающее усилие. На протяжении двух с лишним столетий после захвата Константинополя тем не менее именно они установили условия восточноевропейской дипломатии и стратегии. За овладением данным городом последовало больше сотни лет морских баталий и турецкой экспансии, от которой больше других европейских государств страдала Венеция. Долгое время сохраняя за собой статус богатого государства по сравнению с остальными итальянскими княжествами, Венеция пережила относительный спад, сначала как военная, а дальше и как торговая держава. Первая утрата, потянувшая за собой вторую, стала результатом затянувшихся поражений Венеции в сражениях с османами, которые в 1479 году овладели Ионическими островами и назначили годовой сбор за торговлю в бассейне Черного моря. Хотя два года спустя Венеции удалось приобрести Кипр и превратить его в главную базу своего флота, в 1571 году его все-таки пришлось отдать.

К 1600 году, все еще оставаясь (благодаря ее промышленникам) богатым государством, Венеция больше не относилась к торговым державам категории Республики Соединенных провинций или даже Англии.

Ее затмили сначала Антверпен, а затем Амстердам. Удача покинула турок в начале XVII века, но вскоре вернулась к ним; в 1669 году венецианцам пришлось признать утрату ими острова Крит. Между тем Вашварским мирным договором, заключенным в 1664 году, признавалось то, что потом оказалось заключительными османскими завоеваниями в Венгрии, хотя украинцы в скором времени признали турецкий сюзеренитет, а полякам в 1672 году пришлось отступиться от Подолья. В 1683 году турки приступили к своей второй осаде Вены (первая случилась на полтора века раньше), и казалось, что Европе угрожала самая большая за два с лишним последних столетия опасность. На самом же деле все обошлось. Вена подверглась последней в ее истории осаде турок, так как великие дни Османской державы были сочтены.

По существу, усилия, прилагавшиеся с начала завоеваний в Венгрии, оказались последними конвульсиями давно занедужившей державы. Их армия уже отстала от армий других стран, оснащенных самыми передовыми достижениями техники: туркам не хватало полевой артиллерии, превратившейся в решающее средство достижения победы в бою XVII века. На море турки все еще применяли устаревшую галерную тактику тарана и абордажа, поэтому все чаще терпели поражение при встрече с противником, придерживавшимся приема атлантических стран, использовавших суда в качестве плавающей артиллерийской батареи (к несчастью для себя, венецианцы тоже не смогли побороть свой консерватизм). Турецкая держава в любом случае достигла неимоверного размера. Перенапряжение османов спасло от уничтожения протестантство в Германии, Венгрии и Трансильвании, но его поборников искоренили в Азии (где после отторжения Ирака из состава Персии в 1639 году практически весь арабский исламский мир попал под власть османов), а также в Европе и Африке. Но напряжение структуры державы представлялось чересчур опасным, чтобы позволить ей расслабление в виде недостойных или некомпетентных правителей. Один великий визирь в середине века собрал все имевшееся под рукой воедино, чтобы предпринять завершающие наступательные действия. Только вот существовали в природе самой империи врожденные пороки, с которыми никакой визирь ничего поделать не мог.

Как и многие правители империй, османы начали с военных завоеваний новых территорий, а не укрепления своего политического авторитета. Зато в отличие от прочих правителей, например китайских или русских, которые внедряли одинаковые учреждения управления, служившие объединению просторных территорий и обеспечению сбора новых ресурсов в виде податей и людских резервов, турки становились хозяевами над обширными территориями с сохранявшимся на них разнообразием жизненных условий, определявших преобладание там центробежных сил. Кроме того, они рисковали из-за угрожающей зависимости от подданных, глубокой лояльностью которых османы по большому счету не пользовались. Османы обычно уважали традиции и атрибуты власти общин иноверцев, которыми они правили в соответствии с системой самоуправления под названием милла через их собственных авторитетных деятелей. Среди подданных османов особенно выделялись православные греки, армяне и евреи, и на каждый народ распространялись собственные условия вассального положения; с греческих христиан полагалась специальная подушная подать, например, а правил ими исключительно их собственный патриарх в Константинополе. На уровнях пониже такие условия просматриваются лучше всего, и касаются они предводителей местных общин, обязанных содержать систему предотвращения грабежей. В конце концов появились такие наиболее могущественные подданные, как правящий паша, заботившийся о благополучии своего собственного гнезда в империи, лишенной скрепов и толковой власти. В таком государстве многие подданные султана никак не связывали свое благополучие с его правлением и особой лояльности к нему не испытывали.