Джон Робертс - Мировая история

Тяга французской администрации к централизации власти очень скоро позволила обнаружить, что формальная структура коренного правительства оказалась обманом. Тем самым французы против собственной воли лишали местные государственные структуры кадрового состава, не давая взамен никого из числа тех, кто пользовался поддержкой собственного народа. Такой курс грозил большими неприятностями. Напомним еще об одном важном побочном явлении французского присутствия. Французы принесли с собой свою национальную тарифную политику, послужившую тормозом индустриализации. Из-за нее предприниматели Индокитая, как и их индийские коллеги, задались следующим вопросом: ради кого существуют их страны? Более того, концепция Индокитая, считавшегося целиком частью Франции, жителей которого предстояло превратить во французов, тоже стала источником проблем. Французской администрации пришлось разбираться с парадоксом, состоявшим в том, что доступ к французскому образованию мог привести к размышлению о вдохновляющем девизе, украшавшем официальные здания и документы Третьей республики: «Свобода, равенство и братство». Наконец, французское право и понятия, посвященные собственности, разбивали структуру деревенского землевладения с передачей власти в руки ростовщиков и землевладельцев. С ростом численности народонаселения в районах возделывания риса естественно накапливался революционный потенциал.

Сиам, названный Таиландом после 1939 года, оставался единственной страной Юго-Восточной Азии, где удалось отстоять национальную независимость. Причину этого можно сложить из высокого авторитета тайской монархии, а также соперничества между британцами и французами, разглядевшими выгоду в «нейтральной» зоне, которая разделяла их колониальные владения. Даже при этом ради предотвращения конфликта с европейцами королю Сиама пришлось уступить территории на западе (присоединили к Британской Бирме), на юге (перешли к Британской Малайе) и на востоке (для Французского Индокитая). Тем самым у этой страны образовалось время для проведения необходимой внутренней реформы, возможность обучить молодых людей европейским подходам к делу и завести оружие заморского изготовления для обучения личного состава армии его применению. Буддистская религия, объединявшая всех тайцев, тоже сыграла свою роль в сохранении единства страны, пока она переживала период колонизации европейцами Юго-Восточной Азии.

Самый странный случай колониализма в Юго-Восточной Азии зарегистрирован на Филиппинах, в стране, которой Соединенным Штатам Америки, считавшимся антиподом колониальной державы, досталось управлять после нанесения поражения испанцам в 1898 году. При этом американцы рассуждали так, что они воплощали в жизнь принципы так называемого модернистского империализма: по их представлениям, филиппинцы не могли управлять своей страной, и поэтому долг правительства США состоял в воспитании этого народа до уровня цивилизации, на котором им можно позволить самоуправление. Одной из таких обязанностей американцы считали передачу местному населению благ современного развития (из-за этого кое-кто из филиппинцев сегодня жалуются на то, что колониальное прошлое их страны делится на 500 лет пребывания в женской монастырской обители и 50 лет забав на аттракционах Диснейленда). Дело состояло в том, что многие филиппинцы считали себя вполне готовыми к независимости своей страны и только после кровавой колониальной войны, закончившейся в 1913 году, американцы взяли Филиппины под свой контроль. Внутри Соединенных Штатов их колониальное присутствие тоже вызывало большие споры, даже после того, как Маниле обещали полное самоуправление. Как может демократическая республика, спрашивали себя многие американцы, выступать в качестве державы, навязывающей свою власть другим народам? Этот вопрос будет отражаться эхом на протяжении всей американской истории предстоящего ей века.

XIX век оказался в полном смысле этого слова европейским столетием. Пусть даже ни у кого не остается сомнений в том, что некоторые европейские общества к середине XVII века уже превратились в совершенно отличные от тех, какими были прежде, и от остальных обществ, где бы те ни располагались, – основные концепции модернизма появились в результате, а не в процессе промышленных революций. На протяжении XIX столетия умы менялись вследствие применения новых приемов практических действий, внедренных в процессе механизации, и новых способов производства энергии. Привычки потребления поменялись, и эволюция глобальных рынков проходила стремительно. Преобразование мира, как его описал один немецкий историк, шло путем налаживания связей и взаимодействия. В центре этих процессов стоял обмен идеями, а ключевая идея, определившая предстоявший век, заключалась в научном представлении о национализме.

Даже в начале 1800-х годов понятие политической власти обычно связывалось с князьями, а не с народами. Мало кому показалось странным, например, что швейцарский кантон Нёшато принадлежал Пруссии. Но на протяжении этого века распространялась идея о том, что верховная власть принадлежала народу в пределах территории проживания нации, и с ней понятие национальных государств в пределах смежных границ – нация как таковая в виде семьи в одном доме. Данная концепция казалась очень убедительной не только в Европе, где она сначала появилась, но также в Азии, где гораздо позже получила дальнейшее развитие.

Притом что идеи национализма уже с первых лет XX века охватили практически все азиатские страны, наглядное их выражение зависело от конкретных обстоятельств деятельности активистов. Все колониальные режимы в ответ вели себя по-разному. Британцы поощряли деятельность националистов в Бирме, а в это время американцы упорно преследовали политику доброжелательного патернализма на Филиппинах после жестокого подавления восстания. Также на Филиппинах испанцы энергично стимулировали обращение коренного населения в христианство, а вот в Британской Индии от вмешательства в исконную религию воздерживались. Азиатские очертания национализма тем не менее формировались под влиянием представления о том, что азиаты сами могли управлять государством, производить товары и торговать не хуже европейцев, и делать это с помощью симбиоза азиатских и европейских политических, а также социально-экономических моделей. Даже коммунисты – борцы с колониализмом, больше других подверженные влиянию заморских концепций государственного управления, – признавали существование мощного осадка привычного мышления и практической деятельности, сохранившегося в Азии после европейского господства там на протяжении нескольких поколений.