Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Начали с Кано, эмир которой славился особым неприятием всего, связанного с христианами. В январе 1903 года 1600 «туземных» солдат под командованием 50 белых офицеров перешли границу и 3 февраля у деревни Чэмберава их пулеметы выкосили конницу эмира, семь раз разбивавшейся об английские каре. Выжившие бежали, взятый без намека на сопротивление Кано был отдан на поток и разграбление. Путь на Сокото был открыт, и письмо полковника Морленда новому султану, Мухаммеду-Аттахиру бин Али, всего пару месяцев как наследовавшему недругу белых Абд-аль-Рахману, даже в намеке не походило на дипломатию: «Думай. Али, эмир Кано, искал войны с нами, и нашел ее. И вот теперь мы сидим в его доме. Проявишь неблагоразумие, мы так же придем в Сокото, и с этого дня белый человек и его солдаты на вечные времена останутся в вашей стране».

Юлить было невозможно: Мухаммед Аттахиру, оказавшийся на престоле в результате дворцовой интриги (он был сыном старшего брата покойного, и сыновья Абд-аль-Рахмана, опирающиеся на очень влиятельные придворные кланы, не признавали его прав) обязан был показать, что достоин власти. А от визирей, даже самых верных, толку не было никакого, они сами пребывали в замешательстве, давая владыке противоречивые советы. Кто-то нашептывал, что в «союзе с могучими стыда нет», кто-то рекомендовал «не верить свиноедам, бросить все и, подобно великому Осману, уйти на новые земли», а многие настаивали на том, что «войска повелителя правоверных неодолимы, а победа рассудит все споры». К последнему варианту, в конце концов, склонился и султан, однако на брошенный клич отозвались далеко не все, кто должен был.

Из эмиратов, «вступивших под покровительство» Британии, естественно, не прибыло ни единого воина, снимать гарнизоны с севера, где скалились французы, казалось немыслимым, да и пищи, и воды в это время года, на изломе сухого сезона не хватало, чтобы прокормить пришедших. А что еще хуже, многие не верили в победу: даже эмир Кано, слывший отчаянным и двинувший остатки войск на зов владыки, столкнувшись в пути с крохотным отрядом англичан, бросил армию и ушел в пустыню. Так что, в конечном итоге, собрать удалось 3000 профессиональных пехотинцев и 1,5 тысячи всадников, не считая нескольких тысяч ополченцев и дервишей, от которых, как все понимали, толку в реальном деле будет мало.

19 марта британские части вышли к стенам Сокото; их было впятеро меньше, чем у султана, и это вдохновляло. На всякий случай, «саркин мусульми» перед боем обратился к строю: «Неверные пришли, и вы знаете, что они требуют от нас сдаться. Должен ли я начать борьбу или уступить?». Голос его был громок, латы блистали, воины хором дали Аллаху и султану клятву победить или умереть во имя победы, - и сделали все, что могли, но у орудий была иная точка зрения. «Снаряды падали, как дождь, как огненные птицы. Все, кто повел войска в атаку, были вскоре убиты. Кучка храбрецов собралась вокруг знамени и доблестно защищала его, до тех пор, пока повелитель правоверных не счел за лучшее поискать иное место для битвы».

В общем, Аттахиру, пришпорив коня, затормозил только у северного города Бурми. Где неожиданно наткнулся на огромную, - то ли 20, то ли 30 тысяч бойцов, - армию лояльных эмиров, которая тут же ринулась на юг и спустя несколько дней буквально смела английский отряд, преследовавший беглого султана. Королевские стрелки, правда, сумели отбиться и уйти, но потери оказались огромны, - 158 человек, почти треть колонны, включая 8 английских офицеров, - и хотя шахидами стали более 500 людей султана, владыка Сокото решил, что, в самом деле, непобедим. Но зря: спустя четыре месяца непрерывных боев, стоивших жизни самому полковнику Морленду, дружины эмиров рассыпались, султан признал, что погорячился, и британцы овладели Бурми, хотя округа его оставалась «немирной» еще много лет, и все, кому не нравилась власть «свиноедов», находили в этих местах приют, единомышленников и знамя, под которое могли встать.

Теперь, когда с вопросом, на чьей стороне Аллах, разобрались, говорить стало легче. Султан подписал все, что попросили, эмиры тоже упираться не стали, и жизнь вошла в обычную колею. Но не для всех. Поскольку налоги стали вдвое больше, а собирали их по-прежнему мытари «повелителя правоверных» и повелителей рангом пониже, низы, чья жизнь стала вдвое хуже, начали прислушиваться к бродячим проповедникам, разъяснявшим, что султан и эмиры продались слугам Шайтана, оскверняющих своим присутствием священные города, и пока с такой пакостью не покончишь, лучше не будет.

Брожение шло два года, и наконец, в феврале 1906 нарыв прорвался: неподалеку от Сокото начался мятеж, причем, как сообщал в Лагос английский резидент, «взрыв фанатизма вызван политикой всех властей, как белых, так и черных». Действительно, знати под знаменами некоего маллама Исы, проповедника, отец которого, тоже проповедник, умер в султанском зиндане, практически не было, зато «ваката», - нищих крестьян-хауса, - и рабов сошлось очень много, а огоньку в огонь добавляли беженцы из французской «зоны влияния», в том числе, и софа из бывшей армии Самори.

В такой ситуации, естественно, все разговоры о «свиноедах» при дворе сошли на нет. Мухаммед Аттахиру привел в боевую готовность свои войска, подавляющее большинство эмиров севера сделали то же самое, равно как и поголовно все эмиры юга. На какой-то момент поток кандидатов в муджахеды резко сократился: люди испугались, - но когда 14 февраля, попытавшись атаковать городок Сатиру, «столицу джихада», потерпела поражение, потеряв почти половину личного состава, пулемет «максим» и много ружей, карательная экспедиция, 78 кавалеристов во главе с 5 английскими офицерами, саванна загорелась всерьез.

Преследуя отступающих, «армия Бога» осадила Сокото, однако взять его не смогла, и вернулась в Сатиру, забрав винтовки, но бросив пулемет, которым все равно никто не умел пользоваться. А по султанату покатились слухи, один другого чудеснее, и бродячие проповедники разносили их по селениям, щедро украшая все новыми и новыми подробностями. И к малламу Исе пошли. Против него уже боялись сражаться: трехтысячный отряд, посланный султаном на помощь Сокото, категорически отказался биться со «святыми людьми» и при первой же встрече с ними развернулся вспять без единого выстрела.

Всего за две-три недели к мятежу подключились с десяток городов, эмираты, духовные «братства», несколько сильных племен. С французской территории пришел отряд некоего Дан Макафо, ставшего правой рукой маллама Исы, а после его смерти от инфаркта – «эмиром джихада». Все добровольцы, желавшие «бить кафиров и мунафиков», по зову малламов из священного Баучи, стекались к «святому холму» близ поля боя у Бурми. Так что, уже к концу февраля муджахедов было не менее пяти тысяч, а центр мятежа, Сатиру, был укреплен, как не снилось даже Сокото, - и начались «просветительные» походы против всех, кто не спешил примкнуть к «Божьей войне».