Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

А потом случилась и вовсе беда: несколько вождей, сообщив португальцам о желании отложиться от Зимбабве, предложили «так как они теперь добрые друзья и ьратья, они укажут им, где находится серебро и даже золото. Португальцы очень обрадовались, думая, что трудности и голод, от которых они страдали, наконец-то будут хорошо вознаграждены», и 150 солдат двинулся вслед за проводниками, тотчас попав в засаду. Около трех тысяч африканцев «напали со в зарослях со всех сторон. Они не могли сражаться в соответствующем порядке, и были почти все убиты», а через пару дней был уничтожен и форт, отстоять который 40 человек, оставленных погибшими на время похода, конечно, не смогли.

Это был сильный удар, после которого руководство колоний уложило планы на Зимбабве в долгий ящик, даже очень долгий, поскольку начались проблемы на побережье, которое пришлось защищать. Вопрос вновь стал актуален лишь через 30 лет, когда проблемы начались и у «Золотого Человека», через не хочу обратившегося к белым за поддержкой против непослушных вассалов. Естественно, португальцы не отказали, но, естественно же, предъявили условия, угрожая, если согласия не будет, поддержать оппозицию. Шантаж, безусловно, но политика всегда была, есть и будет шантажом, а положение в Зимбабве на тот момент стало совсем аховое. Бунтовщики шли на столицу, трон шатался, торговаться в такой ситуации не приходилось, - и дело сладилось.

1 августа 1607, накануне выступления в поход против мятежников, мономотапа Капранзине, очень португальцев не любивший и побаивавшийся, приняв христианство, уже в качестве Дома Модесту да Зимбабве поставил три креста под предложенным капитаном Диогу Мадейрой «С Божьего изволения Вечным и благородным Актом о присяге». Тем самым, признав себя вассалом «моего старшего брата и суверена, мономотапы Португалии» и навечно передав ему в «чистосердечный дар все золотые, серебряные, медные, оловянные и железные рудники, копи и залежи в моей стране, как уже известные, так и те, что будут когда-либо найдены».

Слово свое португальцы, естественно, сдержали: сепаратистов побили, порядок восстановили, - но после этого начались сложности. Прежде всего, идеологические плане: резко рванувшие проповедовать миссионеры обеспокоили местных жрецов, начавших обрабатывать массы в том духе, что «белые колдуны» навлекают на богобоязненных канаранга и всех остальных беду и вообще может случиться Конец Света. Население слушало и боялось, знать могла вновь этим воспользоваться, и Дом Модесту, оказавшись меж двух огней, в конце концов, решил, что поторопился. Или, как сказано в одном из португальских отчетов, «колдуны заставили его думать, что открытие этого серебра и воздвижение храмов Господних станут погибелью для него самого и для всей его империи».

В результате, мономотапа, вновь повелевший называть себя Капранзине, приказал португальцам уходить, а когда те не послушались, атаковал их, многих перебив, а остальных загнав в форты Сена и Тете, где бедолаги и сидели до тех пор, пока из Мозамбика не подоспел солидный отряд, в нескольких сражениях одолевший Капранзину, который вынужден был бежать и где-то сгинул, а на престол Зимбабве, объявив беглеца «изменником», - каковым он по феодальному праву и был, - посадили его сводного брата Мазузу, прав на корону не имевшего и готового служить белым вернее всякого раба. Приняв христианство и получив имя Дом Энрике Диниш, он двадцать два года до точки исполнял все, что диктовали белые друзья, а белые друзья, видя полную безотказность мономотапы и его наследников, понемногу наглели.

Вернее, если уж совсем точно, наглели не они: в это время Португалия была частью Испании, а Испанию тряс системный кризис,неэффективное правительство не могло справиться иначе как взвинчивая налоги. В том числе, с колоний требовали все больше серебра, каким бы буром те ни упирались. Туземцы же, в геополитических раскладах ничего не смысля, начали бунтовать, причем бунтовали и после 1660, не сознавая, что вернувшей независимость Португалия нужны деньги на обустройство. А потому, когда в 1678-м Домбо Чангамире, вождь сильного племени розви, объявил, что так больше жить нельзя, разрозненные очаги недовольства слились в очень серьезный пожар, сразу же вылившийся в поражение португальцев у Маунгве.

Вопреки всем ожиданиям и всему опыту, воины розви, раз за разом атакуя, отступая под огнем и вновь атакуя, выстояли весь день, а ночью, когда белые отошли в лагерь, вождь хитроумным маневром вынудил противника покинуть укрепления и бежать, потеряв по ходу отступления многие десятки солдат. После чего, как и следовало ожидать, к Чангамире примкнули многие племена, выжидавшие или желавшие использовать случай уйти из-под руки мономотапы. Сил справиться с волной не хватало, настроения колебались на грани тревоги и паники.

Капитан-мор Мелу де Кастри приказал срочно обносить плохо укрепленные (такой беды никто не предвидел) крепости Сену, Тете и Дамбараре, опорные пункты португальцев в Зимбабве, а в феврале 1687 крепко встревоженный королевский Совет по делам заморских территорий выделил деньги на укрепление обороны форта Мозамбик. «Ибо эта крепость — единственный якорь спасения, которым владеет государство Индии», что можно считать в какой-то степени перебором (к побережью канаранга никогда не выходили), но общее понимание настроений дает.

В такой обстановке национальное самосознание внезапно включилось и у правящего мономотапы Дома Антониу, внука Мазузы. Около 1691 он, ранее идеально послушный, связался с Чангамире, посоветовав ему атаковать форты и дав гарантию, что канаранга помехой не станут. Так и стало. Правда, Тете и Сену португальцы удержали, вырезав попытавшихся уйти к врагу «союзников» поголовно, но Дамбараре в ноябре 1693 пал и все белое население, включая с десяток индийцев, погибло. И вот это уже, учитывая бедственное положение еле-еле державшихся Сину и Тете, было реальным поводом для истерики на грани отчаяния. Лихорадочно изыскивая варианты, португальцы послали в Зимбабве отборный отряд, как сейчас бы сказали, спецназа, приказав захватить дворцовый комплекс и ликвидировать мятежного мономотапу, посадив там своего кандидата.

Красивая задумка, однако, провалилась. Хотя дворец внезапным ударом был взят, Дома Антониу там не оказалось, - а в ходе боя получил смертельное ранение претендент. С этого момента, поскольку священная особа «императора» встала на сторону Чангамире открыто, дела португальцев пошли совсем худо, и лишь в 1697-м, когда вождя розви по заказу из Софалы отравила собственная младшая жена, положение стабилизировалось. С коварной дамой расплатились по-честному (выдали замуж за молодого португальского дворянина, с которой у нее был взаимный роман), крепости за собой удержали, - и только. Попытка создать «собственное Перу» провалилась, и поделать с этим уже ничего нельзя было, тем паче, что проблемы возникли на самом побережье.