Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

И вот теперь – об Акте. Акт, известный также как «Соглашение о преобразовании Буганды», сыграл, без преувеличения революционную роль в развитии страны, настолько революционную, что в Лондоне, действительно, далеко не сразу согласились его утвердить, и только воловье упорство сэра Аполо смогло пробить стенку. Формально документ являлся всего лишь «штатным расписанием», схемой руководства страной с опорой на местную знать ради сохранения порядка и максимального наполнения бюджета, - но таких актов с разными султанами, шейхами и вождями белые в Африке заключали десятки и сотни, а «проект Каггвы» представлял собой нечто совершенно новое.

Эта новелла, где согласовывалось очень многое, в первую очередь, ломала традиционную систему владения главным богатством страны – землей, а следовательно, и основы существования общества. Веками считалось, что вся земля – общая. Формально ею владел кабака, но как агент Неба, не имея права распоряжаться, реально же угодья находились в общем пользовании, без права продавать, покупать и отчуждать. Крестьяне-бакопи и их старейшины-батака сами решали, как верстать землю на едоков, как распределять урожай, куда девать, после выплаты налогов, излишки – и так далее, - а из собранных налогов кабаки платили жалованье «бами», служилой аристократии, которую белые, слегка ошибочно, но близко к смыслу, называли «дворянством».

И вот суть реформы, задуманной сэром Аполло и пробитой им в Лондоне, заключалась в том, чтобы сделать возможным то, что не стало возможным ни в одной из других колоний Британии в Африке - Одно из требований Каггвы и его окружения касалось земли, и катикиро сумел добиться совершенно беспрецедентного в английских колониях разрешения признать индивидуальную частную собственности на землю, с правом передавать участки по наследству, продавать и покупать.

Схема была проста и гениальна. Указывая, что «Конечно, земельные владения — прерогатива королевы... Но наша страна, Вы не должны об этом забывать, сэр, является уникальной в Центральной Африке, и Вы сами это подтвердили...», Каггва постепенно провел мысль о том, что из общего земельного фонда следует изъять примерно десятую часть, передав их «лицам, засвидетельствовавшим свою искреннюю верность Великобритании, чтобы им был в любом случае гарантирован достаток». Понимая это как необходимость раздачи слонов за соучастие в установлении протектората, англичане не особо возражали, и Каггва с ближайшими соратниками получили по 16 квадратных миль плюс бонусы, а обитатели этих земель теперь стали арендаторами, имея, впрочем, право уйти, но уходить им было некуда.

В целом, «тысяча вождей», - практически вся служилая знать, - получила участки по десять миль, то есть, те самые 10%, о которых шла речь, после чего, в рамках второго этапа, вся оставшаяся земля была распределена поровну, по 2 квадратных мили на мужчину. Однако за вступление в права (ни в коем случае не за сам участок!) следовало либо заплатить денежный налог, либо взять кредит на три года. Причем при невозвращении кредита в срок землю продавалась на аукционе.

При этом, что очень важно, обладание участком в десять и более квадратных миль автоматически давало владельцу статус батака, то есть, уже не только чиновника, но и «родового старейшины», к роду, правда, не имевшего отношения, зато имевшего все политические права. Настоящие батака, представлявшие ранее на Больших Советах крестьянские общества, превращались всего лишь в хранителей могил предков, а что до крестьян, то они естественным образом за год-два-три переходили в категорию батраков.

«Многие, в том числе и близкие по духу люди, - пишет сэр Аполо, - обращали мое внимание на то, что такие преобразования непривычны, но главное, несправедливы, потому что очень большая часть баганда, не сумев разумно распорядиться участками или не выплатив долг, обнищает. Не отрицая, что такое возможно, а позже их правота и подтвердилась, я терпеливо разъяснял свою позицию, заключавшуюся в том, что общая земля – это ничья земля, она из года в год дает привычный урожай и крестьяне не заинтересованы в производстве большего. А между тем, для того, чтобы сравняться с англичанами в образовании, умении управлять и строить фабрики, нам необходимы были богатые люди, лично заинтересованные в развитии хозяйства страны, потому что таким образом они, получая больше прибыли, полученную прибыль вкладывали бы в то, что приносит еще большую прибыль.

Разумеется, я имел в виду фабрики и заводы, особо указывая, что для них понадобятся рабочие руки, которые неоткуда взять, потому что рабство отменено, как явление постыдное, и значит, разорение кроме определенной часть крестьян, не проявивших достаточно смекалки, чтобы сохранить и приумножить состояние, пойдет стране во благо. А поскольку при таком быстром, как я надеялся, росте богатства нужны будут умелые торговцы, которых у нас нет, мы, как известно, пригласили негоциантов из Индии, которых уже сейчас можно видеть на каждом шагу.

Не стану скрывать, до столь мудрых выводов я дошел не сам, мне очень помогли книги из любезно составленного д-ром Джонстоном списка наиболее прославленных мыслителей Европы, которые я изучил очень внимательно. И мои доводы, как правило, воздействовали на умы собеседников должным образом, а позже в этом начинании мы нашли самую доброжелательную поддержку англичан. Что же касается печальной судьбы тех, кто разорится, а возможно, и погибнет, то ради высшей цели, вхождения Уганды в семью европейских народов, к нашему общему сожалению, необходимо было пожертвовать».

По сему и действовали. Разумеется, первая радость бакопи, получивших землю, сменилась испугом, а потом и негодованием, когда вдруг оказалось, что свои участки куда-то делись, разумеется, батака, привыкшие к достатку и почету, а тут внезапно рухнувшие почти на самое социальное дно, протестовали, требуя перераспределения земель с учетом их интересов, - но…

Но в особо острые моменты Каггва производил косметический ахтунг, изымая излишки у «лиц, допускавших злоупотребления при покупке», некоторых отдавал под суд и сажал, страсти охладевали, и, пишет тот же Уилкс, «накануне войны белые, как в Уганде, так и в Великобритании воспринимали так называемую «тысячу семей», владеющих солидными действующими капиталами и насквозь пропитавшихся европейскими взглядами на жизнь, как англичан из высшего круга, случайно родившихся черными. Ярким подтверждением чему был молодой кабака Мутеса II, известный также, как «король Фредди», значительно больше англичанин, нежели многие уроженцы Кента».

Таким образом, план, запущенный покойным к тому времени сэром Аполо вполне оправдал себя, и посевы дали ростки. Правда, много позже, уже при независимости, все запущенные бумеранги вернулись, щелкнув и по «тысяче семей», и по индийцам, и по баганда в целом, и по всем прочим народам бывшего протектората, - но это уже тема иного рассказа.