Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Но в понимании турок, прицелившихся на Египет, а главное, позиционировавших себя как лидеров всемирного джихада, вся эта прагматика, естественно, за отмазку не канала. Планы похода на Каир находились еще в стадии разработки, а в эритрейских и сомалийских песках уже вовсю шастали «простые купцы и обычные проповедники». просвещавшие вождей и эмиров на предмет геополитики. Нетрудно понять, какой отклик вызывала турецкая пропаганда, помноженная на богатые дары, намеки на возможную добычу и жажду мести за старые поражения, в шатрах местной знати и эмирских дворцах, а когда под ударом войск Порты невероятно быстро рухнуло могущество мамлюков, кочевникам стало окончательно ясно: люди говорят дело. В 1516-м, получив из Стамбула два ружья, великолепное зеленое знамя и фирман на ведение джихада от имени Порты, эмир эмиров Махфуз, «сильная рука» Адале, плюнул на запрет своего как бы владыки и, созвав немалое ополчение, атаковал Империю, но близ границы столкнулся с имперской гвардией, ведомой юным Либне-Дэнгэлем, вопреки мнению бабки и Совета настоявшего на том, чтобы лично возглавить войска. По общему мнению и арабских, и амхарских хронистов, все шансы были у мусульман. Для 17-летнего императора этот поход был первым, ничем, кроме пива, девочек и (о ужас!) недавно появившегося табака он по жизни не интересовался, а эмир эмиров славился военным талантом и удачливостью. К тому же и войско у него было намного больше эфиопского, да и фирман халифа правоверных поднял боевой дух кочевников по самое не могу. И тем не менее, джихад не прошел. Мажор или нет, Либне Дэнгэль оказался хорошим лидером, поразившим своим мужеством даже бывалых гвардейцев, да и профессиональные воины всяко лучше ополченцев. Так что масса врагов никого не напугала, а когда монах-воин Гэбрэ-Андреас, которому в свое время вырвали язык за какое-то прегрешение, отсек голову Махфузу и торжественно бросил ее под ноги императору, мусульмане дрогнули и побежали. Молодой же победитель с триумфом вернулся в столицу, Гондэр, и опять с головой ушел в юношеские радости, окончательно послав к воронам духовенство, ворчавшее, что негус-нэгести – персона священная и должна подавать пример подданным, поскольку полагал, и полагал вполне справедливо, что дело императора воевать и резвиться, а на все остальное есть бабушка.

Бабушка такую точку зрения, естественно, разделяла. Сама бывшая мусульманка, высватанная еще в Йифате, она всей душой приняла крест, поддерживала великолепные отношения с бородатыми «абунэ», но, будучи в курсе, что творится и на севере, и на востоке, и зная нравы сородичей, не сомневалась, что рано или поздно столкнуться с «правоверными» придется по-настоящему всерьез. А потому, не втягивая внука в высокую политику (пусть мальчик шалит), искала союзников. Естественно, в Европе, о которой эфиопы неплохо знали и достижениям которой в смысле научно-технического прогресса изрядно завидовали. К тому же в числе доверенных советников старой леди пребывал некто Педро ди Ковильяу, португальский то ли путешественник, то ли разведчик, а скорее всего, и то, и другое вместе, снискавший при дворе немалое уважение и давший множество дельных советов. Уже в 1510-м в Португалию кружным путем, через Индию, отправился посланец императрицы опытный дипломат, армянин Матвей с дарами и письмом к королю Мануэлу Великому. Прибыв в Лисабон спустя три года, посол был принят при дворе, где подробно обрисовал геополитический расклад и передал просьбы эфиопского двора: послать эскадру в Красное море и заключить союз между двумя странами, в идеале скрепленный династическим браком. Взамен предлагалось выставить не менее 100000 профессиональных воинов для отвоевания у турок Египта, а ежели дело пойдет, то и захвата Мекки. Предложение оказалось к месту: деятельный и честолюбивый Мануэл как раз имел обширные планы в отношении Востока, в частности, Африки, и тема его заинтересовала. Проконсультировавшись с Ватиканом, которому идея пришлась очень по нраву (а если «древние восточные» под сурдинку еще и католичество примут, так и совсем славно) и получив благословение, король направил в Эфиопию посольство, в 1520-м добравшееся на место и встретившееся с императором. Однако Либнэ-Дэнгэль был настроен не очень радушно. Он, понятно, был бы рад прибытию мушкетеров или латной конницы, лучше, конечно, с пушками, в таком варианте он готов был сотрудничать и даже впустить в страну миссионеров. Но пожилые дипломаты его не волновали, тем паче, что он был совершенно уверен, что, ежели вдруг, то и сам кого угодно победит малой силой, могучим ударом. На беду еще и мудрая Елена скончалась почти сразу после прибытия посольства, так что парня уже никто вразумить не мог, и хотя португальцы застряли в стране лет на пять, сумев стать при дворе уважаемыми людьми, никакого проку из всего этого почти не вышло. Разве что, когда, наконец, выдалась оказия проехать домой, послы покинули страну, получив щедрые дары, в том числе золотую корону для португальского короля и золотой крест для Папы; отправились вместе с ними и послы в Лиссабон и Рим, имея инструкции пригласить в страну португальцев и миссионеров, но в обмен на присылку ремесленников и военных специалистов, в первую очередь, оружейных дел мастеров и пушкарей. Увы, никаких последствий не было: хотя направленные в Европу послы достигли мест аккредитации и встретились с кем надо, домой они по неведомым причинам так и не вернулись. Уже не юного, но по-прежнему шебутного царя царей, вовсю наслаждавшегося властью, это, видимо, мало встревожило. А зря.

Провал Махфуза турок огорчил, но не обескуражил. В конце концов, это был только первый блин. Кое-что уточнив, «простые купцы и обычные проповедники» повели работу шире и глубже. Всего за два года мелкие султанаты перестали существовать, влившись в состав Адале. В самом же Адале сменилось пять султанов, после чего столица была перенесена в Харэр, считавшейся «самым священным городом всех песков мира», а на престоле оказался годовалый младенец, а регентом стал некий Ахмед ибн Ибрахим по прозвищу Грань (Левша). О человеке этом, вскоре вывернувшем мир наизнанку, сохранилось много легенд, но совершенно точно известно, что он начал свой путь простым воином, а выдвинулся, проявив такие мужество и смекалку, что сам эмир эмиров Махфуз счел возможным отдать ему в жены свою дочь, согласно хроникам, девушку хотя и совсем молоденькую, но уникально красивую, разумную и очень волевую. Судя по тем же хроникам, влияние ее на мужа было абсолютно, и именно она, стремясь отомстить за гибель отца, внушила супругу идею джихада до победного конца и полного сокрушения «Империи Зла». Как бы то ни было, придя к власти, Грань, до того особым фанатизмом не страдавший, окружил себя «простыми и обычными» и, для начала совершив ряд походов в пустыню, где разъясняя «погрязшим в грехе» кланы, что Аллаха надо уважать безоговорочно, а затем принял титул «имама правоверных» и начал готовить армию, обучая ее с помощью все тех же «обычных и простых». Слегка встревоженный такой активностью, император направил войска на Харэр, повелев удавить смуту в зародыше, но поход не очень удался, а следующая, в 1527-м, попытка добиться успеха уже большими силами вообще провалилась: в шестидневном сражении войска Граня, получившего после этого прозвище «аль-Гази» (победитель), разбили силы правопорядка так качественно, что уйти восвояси удалось едва ли половине, а имам, ворвавшись на плечах отступающего врага в пределы Эфиопии, разграбил пограничье, взяв огромную добычу. Однако идти дальше не стал, отведя свои отряды обратно в Харэр, где тотчас по возвращении зачитал в мечети старый, еще Махфузом полученный фирман султана, а затем повелел грабить имперские караваны. Вся прибыль шла в турецкую Зейлу, на закупки оружия для «Хезбе аль-Алла» - Божьего Войска. Параллельно гонцы повезли племенам пустыни, Харэру неподвластным, призыв вспомнить о заветах Пророка и готовиться к «священной войне». Красивые слова подкреплялись дарами, благо, что дарить после рейда в Империю было. И это убеждало. На клич имама в Харэр двинулись кочевники из Сомали, из пустыни Данакиль и с побережья Красного моря, надеявшиеся завоевать плодородные, богатые водой земли Империи. Шли и добровольцы из более отдаленных краев, вплоть до побережья Великих Озер. Осенью 1528 года Ахмед ибн Ибрагим, дождавшись прибытия из турецкой Зейлы пяти мушкетов, дал, наконец, знак начать поход,- и мусульманская рать тремя колоннами вошла в пределы Империи. Целью похода был определен Бадуки, «равнинная столица» Империи, где находились летняя резиденция царя царей и древняя, очень почитаемая церковь Матери Божьей.

Читать дальше