Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

«Должно признать, что Араби-Паша не сумел воспользоваться обширными, находившимися в его руках оборонительными средствами: он не только, с первых же дней кампании, сделал не мало стратегических ошибок величайшей важности, сразу допустив значительную разброску сил, в тактическом же отношении выказал полную пассивность.

Не сумев, на восточном фронте, воспользоваться выгодами такой удачной комбинации, какую являли собою, в совокупности, укрепленные лагеря у Тель-эль-Кебира и Салихии, из коих одному присущи были выгоды позиции фронтальной, другому — позиции фланговой, он не удержал ни ту ни другую и не сумел даже, стянув все свои войска к Каиру, попытаться дать англичанам решительное сражение.

Все время стратегически обороняясь, он только два раза сделал слабые попытки к переходу в тактическое наступление, из коих одно, атака 9-го Сентября, поведи он ее быстро, могло несомненно иметь результаты, для англичан весьма опасные. Несколько раз в ходе кампании, он находился в положении замечательно выгодном, но, не сумев воспользоваться благоприятной минутой, окончательно открыл путь к Каиру, проиграл кампанию и погубил свою армию».

Впрочем, рискну предположить, дело не только в этом. Чисто военные огрехи, досадные провалы разведки и серия дипломатических упущений, конечно, сыграли свою роль, но это, на мой взгляд, только обертка, самая же конфетка заключается в том, о чем лучше Берка не скажешь. Он «не был ни вождем военной хунты, действительно оснащенной по-современному, ни вождем крестьянского восстания, которое ставит в тупик классическую армию. Отчасти он был и тем и другим, но никем по-настоящему». То есть, в значительной, а то и полной мере симулякром.

И больше того, сколько ни рассуждай про «революцию» и как бы ни верили участники событий в то, что они «революционеры», по сути, все было, как говорится, с точностью до наоборот. Его группы поддержки, причем, реальные и массовые, - как на «низах», так и на уровне ректората Аль-Азхар, - в политическом плане не могли предложить ничего нового. Более того, перепуганные стремительными переменам, на личностном и сословном уровне подминавшими судьбы, они хотели вернуться назад, в спасительно постоянную традицию, чего категорически не хотели социальные слои, хоть в какой-то степени деятельные.

Итого: обычное «восстание масс» против всего плохого как бы ради чего-то «нового», а реально за возвращение в блаженную архаику, казавшуюся «блаженной» только потому, что о том, какова она была на самом деле, уже никто не помнил. Притом, что уровень, на котором уже стоял Египет, никак не подразумевал такого отката. Лет за 30, даже за 20 назад успех, по крайней мере, временный, был бы вполне возможен, но вот вопрос: как бы все это выглядело и к чему бы привело? Впрочем, ответ на этот вопрос есть, а чтобы добраться до него, нужно плыть против течения, к самым истокам Нила…

Говоря о Судане, - огромной, растянувшейся от Красного моря до Атлантики области, начала XIX века, - тотчас вспоминаешь бассейн великого Конго. Та же пестрота племен, та же чересполосица языков, обычаев и уровней развития, - но, конечно, на куда более высоких ступенях. От египетской границы и ниже, к истокам Нила, аккурат в это время полз по швам Сеннарский султанат. Огромная феодальная держава, опиравшаяся на ополчения «арабских» племен, долгое время держала в кулаке все и вся, а ныне слабела не по дням, а по часам, теряя область за областью, превращавшиеся, как, скажем, Дарфур, в отдельные султанаты.

Южнее, у первых порогов и выше, обитали черные нилоты, считавшиеся «варварами», поскольку в Аллаха не веровали, да в общем, и бывшие, как ни крути, диковатыми, - кроме жителей Шиллук, крохотного, но всамделишного «царства» на самом-самом юге. И был этот огромный мир замкнут сам в себе, ничего не зная ни о Европе, тоже о нем ничего не знавшей, ни о соседней Эфиопии, - а чем южнее, тем меньше зная и об Османской империи, в Сеннаре, разумеется, хорошо известной. Но если суданцы не интересовались внешним миром, внешний мир, - в лице Мухаммеда Али, вздернувшего Египет на дыбы, - заинтересовался terra incognita, о богатствах которой ходили легенды, подтвержденные фактами.

И возжелал. И взял. Ибо имел хорошую армию, а кроме того, сеннарцы, зная о противостоянии Египта англичанам и французам, рассматривали «турок», как героев, не пустивших в низовья Нила «неверных», что подтверждало и большинство мулл. Так что, когда, покорив Аравию, Мухаммед Али в 1821-м взялся за Сеннар, армия его сына Исмаила покончила с сулатанатом легко и элегантно, всего за год и без особой крови. Ей открывали города и в воздух чепчики бросали; слегка повозиться пришлось разве лишь там, где укрепились остатки поголовно уничтоженных в Каире мамлюков.

Потом, правда, выяснилось, что египетские порядки совсем не так хороши, как думалось, ибо Каиру всегда нужны деньги, и начались мятежи, тем паче, что новые хозяева, презирая «черных дикарей», хотя бы и правоверных, вели себя предельно хамски. В ответ на что «турки», комплексов лишенные начисто, жгли, резали и грабили до нитки; позднее Альфред Брэм со слов выживших записал, что в период «замирения» Сеннара пришельцы «истребили цвет мужского населения, убивая стариков, женщин и детей несчастного народа. Жестокости, проделанные ими, выше всякого описания и произвели на народ ужасное впечатление…».

И эти чудовищные репрессии сломали хребет «туземцам»: целых 57 лет в северной, «арабской» части Судана никто не смел и пискнуть, что позволило египтянам приступить к «обращению многобожников» аж до истоков Белого Нила и «царства» Шиллук. Не всегда и не все шло гладко, но система сбоев не давала; потерпев поражение, «турки» обязательно возвращались, и тогда: «множество беджа было безвинно уничтожено или изувечено, колодцы засыпаны, скот калечили или угоняли. Людей убивали для развлечения паши, и один из его офицеров на спор разрубал пленных надвое ударом клинка. В руки башибузуков попали даже ревниво оберегаемые женщины. Когда паша вернулся в Хартум, он привел с собой знатных вождей, которых повесили на базарной площади».

Что интересно, как губернатор Ахмед аль Мепекли по прозвищу аль-Джаллад ( «Палач»), считались еще не самыми резкими, и когда Палача отозвали, подданные писали петиции, умоляя Каир вернуть его, поскольку преемник оказался «совершенно лишенным милосердия». И так год за годом, при Мухаммеде Али, при его сыновьях, при внуках: все выше, и выше, и выше. А когда в 1840-м Стамбул и Европа признали Судан наследственным владением владык Египта, экспансия на юг, - ибо больше было некуда, - стала важнейшей государственной программой, денег на реализацию которой не жалели, ибо тотальныйграбеж окупал все.