Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

При этом Порталес спешил еще и потому, что хорошо понимал: эта война сулит Чили успех, ибо в стране полный порядок, есть деньги, есть небольшой, но хороший флот и очень неплохие вооруженные силы, на которых он не экономил, - а вот у Конфедерации, потенциально очень мощно, но измотанной долгим бардаком, всего этого пока что не было. Но ведь пока, а что потом будет, кто скажет?

Стало быть, начинать самое время, благо, в Сантьяго сидят на малом пайке от силовых ведомств перуанские эмигранты, готовые, в обмен на чилийскую помощь, реструктуризировать все проблемы. А что почти все они за Конфедерацию, просто кто-то против лично Санта-Круса, а кому-то не нравится, что в тандеме доминирует Боливия, так опять же, какая разница? - когда дело будет сделано, пусть творят, что хотят.

Так рассуждал сеньор Порталес, а у него вслед за словом всегда шло дело. В августе 1836 года несколько очень хорошо подготовленных боевых кораблей во главе с капитаном Викторино Гарридо двинулись к берегам Перу и прямо на рейде Кальяо, худого слова не говоря, взяли на абордаж и угнали в Чили шесть кораблей, весь, в общем, соседский ВМФ. Без всякого объявления войны, - а в ответ на запрос из Лимы: «как, дескать, это понимать?» – правительство Чили ответило: понимать это надо так, что терпение кончилось. Суда реквизированы в счет долгов. А поскольку их стоимость не покрывает и 10% причитающегося Чили, чилийский никуда не уйдет и оставляет за собой свободу действий.

Абсолютно четкий, беспримесный casus belli. Но протектор Конфедерации не хотел войны. Умный человек, он прекрасно все понимал («Мне нужны три года, всего три года, или хотя бы два…», - это из его переписки). К тому же, хотя официально правительство Перу категорически отрицало какое-то соучастие в рейде Фрейре, на процессе по делу о вторжении всплыли некоторые факты, ставвившие Лиму в крайне неловкое положение, а Чили возводившие в страдальцы.

Поэтому дон Андрес принял все условия, продиктованные с листа капитаном Гарридо: признал угнанный ВМФ «залогом», согласился, что долги есть, обязался начать переговоры по финансам и гарантировал, что если изгнанный Фрейре или кто-то из его людей объявятся в Перу, они пойдут под суд, как мятежники. А сверх того, как бонус от себя и жест доброй воли, сместил министра обороны за превышение полномочий и «ошибочные действия без ведома руководства».

Разумеется, такой исход Порталесу не подходил ни в коей мере. Поэтому сразу по возвращении эскадры в Лиму отправился Мариано Эганья, один из самых доверенных сотрудников дона Диего, с пакетом дополнительных требований. Ничего особенного, просто (а) упразднить Конфедерацию, «не отвечающую жизненным интересам Чили и ее первенствующему значению в регионе», и (б) вернуть в Перу эмигрантов, «обеспечив им право участия в управлении государством». Или, сеньор протектор, сами понимаете.

Очень точный ход. Полностью и безоговорочно капитулировать генерал Санта-Крус отказался. В конце концов, если в Перу у него не все было гладко, то в Боливии контроль был полный, и боливийская армия, вполне качественная, стояла под ружьем, а кроме того, Англия, не очень довольная слишком самостоятельным Порталесом, обещала блокады не допустить. Опять же и время на подготовку имелось, поскольку в те времена раскачивались долго.

Так что, из Лимы пришел отказ, вежливый, но категоричный, и сразу после этого, 28 сентября, Конгресс, заслушав доклад Порталеса, постановил наделить его, как военного министра, чрезвычайными полномочиями на случай войны, в соответствии с Конституцией, оставив вопрос, объявлять войну или не объявлять, на усмотрение президента Хоакина Прието.

Президент, правда, как и очень многие, в обострении конфликта, на котором фанатично, не терпя возражений, настаивал министр, смысла не видел, поскольку переговоры же о долге уже фактически начались и посредники (понятно, из Лондона) были настроены лояльно. Да и тарифы Конфедерация соглашалась понизить, стало быть, зачем? Страна, в конце концов, только-только пришла в себя, встала на ноги, а война это всегда риск, кровь, похоронки и расходы, расходы, расходы.

Непопулярность затеи дон Диего сознавал, однако свою «концепцию», которая могла бы воодушевить общественность, раскрывал, не желая дразнить Англию и США, только самым близким друзьям, типа адмирала Бланко Энкалады, при условии строжайшей тайны. Он просто давил авторитетом, по ходу договорившись о союзе с Аргентиной, имевшей свои претензии к Боливии, а значит, и к Конфедерации, и в конце концов, после объявления Санта-Крусом декрета о созыве Объединительного съезда, чилийский Конгресс разорвал дипломатические отношения с Перу, а 28 декабря президент Прието подписал Декрет об войны, и с этого момента военный министр официально стал «военным диктатором» Чили.

Разумеется, объявление войны не означало немедленного старта. Порталес намеревался действовать наверняка, а этого, раз уж блокировать побережье Перу из-за англичан не получалось, можно было добиться только вторжением, что требовало обстоятельной подготовки. Один за другим открывались военные лагеря, где спешно обучали новобранцев, ждали заказанного в Европе новейшего оружия, и так далее, и тому подобное.

А между тем, если столичные элиты удалось если не убедить, то заставить, в провинциях необходимость войны была ясна совсем не каждому, скорее, наоборот, и либералы увидели в глухом несогласии населения шанс поймать свою рыбку в мутной воде. Не говоря уж о пропаганде эмигрантов, чьи курьеры проникали в страну и выходили на старые контакты, объясняя, что вот он, последний шанс, и есть не сейчас, то уже никогда.

В результате, здесь и там начались вспышки. Небольшие, легко гасимые, но ясно было: торопыги, бегущие впереди экипажа, лишь малая часть от тех, кто готов восстать, если обстоятельства сложатся удачно, а допускать такое безобразие было не в стиле Порталеса. Поэтому инструкции «чрезвычайным трибуналам», - приговор в 72 часа, без права обжалования, - он писал лично.

«Поскольку медлительность и нерешительность обычных судов является главной причиной безнаказанности политических преступлений, пагубных для общества, ибо подают дурной пример, эту причину необходимо устранить». И покатилась волна арестов, подчас с расстрелами, - именно тогда прозвучало знаменитое "Si mi padre conspirara contra el gobierno, a mi padre fusilaria", то есть, «Если мой отец замешан в заговоре, расстреляйте моего отца».

Правда, - Порталес, холодный рационалист, не хотел перегибов, - той же инструкцией «четыре пули» предписывалось определять только в совершенно ясных случаях (взят с оружием в руках, обнаружен арсенал, найдены письма эмигрантов, подстрекающие к мятежу, арестован во время сходки заговорщиков), в сомнительных же случаях полагалась высылка.