Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Ну что ж, война есть война, и никто никогда не говорил, что подполковник, а ныне, по версии хунты, генерал Дель Канто бездарен. Он прославился, как мастер маневра, еще в Перу, и тот факт, что его переманевровали, полковника Роблеса, естественно, огорчив, в панику не поверг. В конце концов, он занимал отличную позицию в городе Позо-Альмонте, к нему подтягивались войска, пока немного, но уже шли и крупные подкрепления, и стало быть, стратегически ничего потеряно не было. Следовало всего лишь собраться с силами и атаковать.

Однако Эстанислао Дель Канте свои генеральские эполеты отрабатывал по полной программе, 7 марта атаковав сам, и вновь подтвердил, что в смысле стратегии хунта сделала выгодный гешефт. Притом, что качественно его войска уступали солдатам Роблеса, их было раза в полтора больше, они располагали прекрасным оружием и абсолютно не знали нужды в боеприпасах, а части дона Эулохио в мелких боях поредели и числом, и патронами, окончательный же итог сражению подвели две «картечницы Гатлинга», снятые с судов. К исходу пятого часа боя погибли почти все правительственные офицеры и более половины солдат, Позо-Альмонте пал, посеченного осколками Роблеса победители вместе с другими ранеными зарезали в госпитале. Уйти в Каламу удалось примерно трети армии, пленных дали выбор: присоединяться или к стенке.

Это поражение, - тем паче, что ни одного бесспорного лидера после гибели Эулохио Роблеса в разбросанных частях не осталось, - стало для правительства очень скверным сюрпризом. На сторону мятежников, правда, не перешел никто, какие-то части отступили в Перу, какие-то в Боливию, один из полков, дважды перейдя Анды, добрался до Сантьяго, но в Антофагасте, гарнизон которой ушел к Позо-Альто, после таких новостей проснулись «спящие», и повторилась история с Икике. 19 марта подразделения мятежников заняли город.

Теперь ситуация уже не выглядела смешной, и глумливых карикатур насчет «водяного правительства» и «беглой революции» поубавилось. В Сантьяго поняли, что наскоком не возьмешь, - а вот в Икике, напротив, на волне головокружения от успехов решили ковать железо, пока горячо. Ревнуя к успеху сухопутных сил, флотские предложили «временным» ослепительный план быстро и полной победы: атаковать Вальпараисо, где тоже есть подполье, погасить огнем береговые батареи, высадить десант, - и айда на Сантьяго, пока президент еще только приступил к формированию новых частей.

С точки зрения штатских, план выглядел красиво, генерал Дель Канто пожал плечами, - дескать, не мое дело, - и после скрупулезной (в этом хунте никак не откажешь) подготовки эскадра двинулась на юг, 23 апреля атаковав Вальпараисо. Однако же не срослось: береговые батареи оказались зубасты, попытку мятежа в городе власти раздавили, не дав разгореться, и мятежный флот отошел перевести дух к бухте Кальдера, где его и атаковали два маленьких, но очень вертких и злобных миноносца.

В итоге, - к слову сказать, именно тут была реализована первая в истории успешная торпедная атака, - «Бланко Энкалада», флагман и гордость чилийского ВМФ, вопреки всем прогнозам ушел на дно вместе с несколькими сотнями лучших морских пехотинцев, и еще две «гордости» покорежила так сильно, что ремонт обещал быть трудным и долгим.

Реванш? В какой-то мере, да. Мечты о «быстрой и полной победе» лопнули, морская удавка слегка ослабела, и моральный дух правительственный войск, угнетенный «печалью Позо-Альмонте», изрядно окреп. Но север был потерян до финала, каким бы этот финал ни был, а это означало, что в руках мятежников оказались почти вся медь и вся селитра Чили.

«Мы прочно овладели Такной, Тарапакой, Антофагастой и Атакамой, - радостно писал в Лиму 30 апреля один из «временных». – Нам принадлежит территория с доходом в 33 миллиона, что вдвое больше дохода всех остальных провинций, с 13 млн. фунтов иностранного капитала 800 тысяч в остальной части страны. Наши запасы селитры огромны. Мы надеемся, правительство Перу сумеет по достоинству оценить, что означает такое положение вещей».

А la guerre comme à la guerre. Ответом на события в северных провинциях, включая подтвердившиеся слухи о расправах с ранеными и репрессиях против сторонников центра, стали заявление о намерении подавить мятеж «железной рукой» и назначение главой МВД (то есть, премьером) Доминго Годоя, известного юриста и фанатика идеи «Великой Чили», слывшего человеком холодным, не знающим, что такое эмоции.

А он взялся за дело очень системно. Все СМИ, хоть как-то выступавшие за мятежников, закрылись, в аристократических лицеях объявили каникулы, клубы и политические центры, кроме лояльных властям, распустили. Заработала «параллельная полиция», расследовавшая факты появления в столице антиправительственных листовок, раскрыли несколько «спящих» ячеек, готовивших диверсии, и в конце концов, вышли на подпольный комитет «Сантьяго», координационный центр оппозиции, выяснив, что возглавляет его сенатор Карлос Уолкер Мартинес, один из лидеров партии консерваторов, а «обычная» полиция не ловила мышей, поскольку ее шеф, получив гарантии генеральского звания, ловлю саботировал.

По итогам расследования на стол президенту лег доклад с рекомендациями. Сеньор Годой настаивал на конфискации имущества заговорщиков, замене обычных судов военными и расстрелах. Резолюция была: "¡Confirmo!" («Утверждаю!»), но с поправками. Расстреливать разрешалось только в случае доказанной причастности к диверсиям, - и сеньора Бальмаседу можно понять: список подпольщиков оказался не очень велик (несколько десятков имен), однако это был «весь Сантьяго». То есть, представители практически всех «старых фамилий» страны, где вся аристократия были теснейшим образом связана, и даже самые ярые balmacedistas имели если не родню, то друзей среди диссидентов.

Поэтому к стенке поставили немногих и не сразу, - первое исполнение состоялось только 12 июля, когда списали в расход некоего Рикардо Каммингса, попытавшегося при помощи подкупленных портовиков взорвать динамитом правительственные миноносцы. Учитывая, что раньше Бальмаседа подписал несколько помилований, жена обреченного бросилась в ноги президенту, однако ответ был жесткий: «Я много и долго миловал, некоторых даже отпустил в Икике, но в результате предатели только наглеют. Примите мои соболезнования и самые искренние сожаления. После войны я рассмотрю вопрос о пенсии».

Работали и по другим направлениям. Еще 11 февраля издав указ о роспуске Конгресса и правя в ручном режиме, Бальмаседа спешил юридически оформить реформу Конституции. Это дело он считал жизненно важным, и потому спешил с созывом Учредительного собрания, выборы в которое состоялись 29 марта (участвовали, понятно, только лояльные кандидаты), а первая сессия началась уже 20 апреля. Правда, не все избранники, держа нос по ветру, прибыли, - многие даже из самых доверенных, выжидая, так или иначе уклонились, - но это касается только старых политических волков.