Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Опуская подробности прошлого Магриба в стародавние, не интересующие нас времена, остановимся на том, что в середине XVI века, после провала не потянувшей сразу несколько проектов Испании сделать север Африки христианским, все побережье от восточных границ нынешней Ливии до восточных границ нынешнего Марокко, бывшего в тот момент столь могущественным, что Порта на него даже не посягала, стало турецким.

Однако власть пашей в Алжире, Тунисе и Триполи, опиравшихся на янычар, была не слишком прочна, и XVII – начале XVIII веков, когда янычары превратили пашей в марионеток, все три пашалыка фактически ушли в свободное плавание. Султана, разумеется, признавали как халифа, славили его имя в мечетях, чеканили с его именем монету, иногда посылали подарки. Но, в целом, были полностью самостоятельны. С полным придворным антуражем, как в Стамбуле или Фесе. Ни османских войск, ни османских чиновников, ни османской юрисдикции, и даже международные соглашения не подлежали султанской ратификации.

«Они, — это Жан Ганьяж пишет о Тунисе, но так было везде, кроме Марокко, которое особь статья, — сами издавали законы, управляли страной с помощью советников, которых сами выбирали, располагали в отношении всех своих подданных правом низшей и высшей юрисдикции… Они имели свою армию и свой флот, чеканили монету, поддерживали дипломатические отношения, объявляли войну и заключали договоры».

Политические перипетии, в общем, были почти одинаковы, хотя, конечно, с поправкой на местность. В Алжире, например, с 1671 безраздельно властвовала самая оголтелая военщина: янычарский «очаг» выбирали дея, пожизненного и самодержавного, но не наследственного правителя, а всех остальных (кроме кочевых племен, которых боялись, да еще пиратских «раисов», о которых чуть позже) держали в ежовых рукавицах. Жизнь деев, правда, была опасна, - из 30 сих «пожизненных президентов», правивших Алжиром до 1818, - 14 кончили очень плохо, зато много (хотя и без особого успеха) воевали с Марокко, а время от времени подчиняли Тунис.

Впрочем, Тунис неизбежно освобождался с помощью не желавшего усиления ажирцев Триполи. Где с 1609 имело место примерно то же, только еще более бурно, с постоянной резней, до тех пор, пока это не остошайтанило всем. А когда остошайтанило, Ахмад Караманлы, губернатор столичного округа, опираясь на «нобилей», племена и даже «раисов», 28 июля 1711 захватил власть, вырезал половину «очага», выгнал пашу, спешно прибывшего из Стамбула, и объявил пашой себя. После чего, подчинив незалежные Киренаику и Феццан, сумел еще и закрепить престол за своей семьей: власть его сыновей, Мухаммеда и Али, а также и внука Юсуфа, никто не оспаривал.

Примерно так же – и в Тунисе. Там, как положено, сперва вовсю бесчинствовали янычары, выдвигавшие деев, потом, в начале XVII века, бей Мурад, глава «гражданской власти», сумел обуздать «горилл», за что Стамбул признал его пост наследственным, и его потомки царствовали в Тунисе более 100 лет, до 1705. Затем власть перехватил новый «сильный человек», Хусейн Бен-Али, и началась длинная тысяча и одна ночь. С полным репертуаром: ядами в чашах, интригами, удавками, переворотами, междоусобицами и так далее, но у руля, тем не менее, осталось потомство павшего в этой войне Хусейна.

Все это, впрочем, творилось на тонкой линии побережья и в прилегающих к нему относительно плодородных районах, где представители, условно говоря, «центра», - беи (губернаторы) в Алжире и каиды (тоже губернаторы) в Тунисе и Триполитании, - держали бразды относительно стабильно, а крепостные издольщики всего-то за 93% урожая кормились, обрабатывая земли , принадлежавшие «элитам».

В Алжире и Триполи – «туркам», ренегатам самого разного происхождения, от греческого и польского до голландского и итальянского, в Тунисе – «андалусийцам» (потомкам аристократических беженцев из Испании) и кавказским мамлюкам, покупаемым специально для восполнения элит. А южнее начиналась «земля кочевников», то есть, бедуинов, с турецких времен имевших привилегии. Племена эти, подчиняясь «центру» лишь когда сами того хотели, делились на «махзен» («вольных»), обязанных дею, бею и паше только военной службой, и «знаменных», их вассалов.

В южных регионах власть их была абсолютна: единственными, кого вожди кланов считали выше себя, были шейхи «тарикатов» (дервишских орденов), имевшие свои «завии» (духовные училища) и окормлявших целые союзы племен, а также святые прововедники-марабуты. С этими людьми, способными, при желании, сбросить «центр» в море, и дей, и бей, и паша старались дружить и не обижать в плане дотаций.

В общем, обычные восточные государства того времени, пониже Ирана, но, безусловно, богаче Афганистана и даже Египта, и богатство это стояло на торговле с Европой, но главное – на доходах от пиратства. Этим промыслом кормились все. Морской разбой мало того, что полностью обеспечивал бюджет, позволяя, помимо прочего, баловать племена, но и давал деям-беям огромный политический вес, поскольку пираты не просто могли в единый миг подорвать чью угодно торговлю, но широко практиковали и «раззии» - рейды на европейские города с уводом населения в рабство (согласно подсчетам Роберта Дэвиса, за два века угнано было до полутора миллионов христиан).

Такие рейды частенько втихую проплачивались различными оппозиционными своим монархам группировками во Франции, Испании и Англии, и ни границ, ни комплексов эти ребята практически не знали. Скажем, Исландия, - уж куда дальше? – по сей день помнит кошмарный Tyrkjaránið 4-19 июля 1627, на много лет вперед подорвавший экономику и демографию острова, а результатом Sack of Baltimore 20 июня 1631 стало полное запустение этого ирландского города.

Безусловно, таких масштабных вылазок было сравнительно немного, - организовывавший их Мурат (в девичестве Ян) Рейс был все-таки фигурой неординарной, - но и меньшие казусы тяготили Европу из века в век: Франция, Англия и Испания потеряли тысячи кораблей, прибрежные регионы Испании и Италии опустели, - люди элементарно боялись там селиться, - а устраивать экспедиции на африканский берег столило дорого, поскольку пираты уходили в пески, а затем «раисы» мстили страшно. Себе дешевле было платить. Чтобы вызволить хотя бы часть угнанных и обеспечить безопасность судоходства.

И платили. Много. С соблюдением унизительных церемоний («варвары» любили покуражиться), но без гарантий, что деньги пойдут впрок: «раисы» творили все, что хотели, власти, взяв с них долю, в ответ на жалобы «ничего не знали», обещая разобраться и пресечь. Это европейцев, естественно, возмущало, в связи с чем, побережье Северной Африки они именовали исключительно Варварией, а злобных берберийских пиратов в книжках изображали сущими иблисами.