Адам Бромке - Коммунистические государства на распутье

«Настоящим мерилом отношения любого человека к американскому империализму, к национально-освободительному двжению, к движению за демократию и мир и к марксистско-ленинскому учению является то, как он поддерживает Юг (то есть южновьетнамских повстанцев) — полностью, в некоторой степени или же совсем никак. В известном смысле можно сказать, что отношение человека к революции в южной части нашей страны — это линия, разделяющая революционеров и нереволюционеров» [172] «Тхонг пят», Ханой, 27 декабря 1963 г. .

Этому заявлению предшествовала передовая статья в официальной газете «Нян зан», которая ухитрилась отметить русскую Октябрьскую революцию, ни разу не упомянув ни КПСС, ни ее вождя Хрущева. В дальнейших статьях и политических заявлениях подчеркивалась важная роль насилия в революции, умалялись значение ядерного оружия и опасность перерастания обычной войны в ядерную, а также (в противоположность советским утверждениям) отмечалось,что главным районом борьбы за коммунизм являются афро-азиатские и латиноамериканские страны. Наконец, первый секретарь Партии трудящихся Вьетнама Ле Зуан в партийном журнале «Хок Тап» («Учеба») (февральский номер за 1964 год) воздал хвалу Мао Цзэ-дуну. Он писал: «Именно КПК, возглавляемая товарищем Мао Цзэ-дуном, наиболее удовлетворительным образом выполнила указания великого Ленина».

Можно ли сказать, что таким образом Хо Ши Мин окончательно и бесповоротно примкнул к Пекину? Так, конечно, может показаться. Однако в свете соображений, высказанных при анализе северовьетнамской дилеммы, и учитывай множество прошлых зигзагов в стратегии Хо, пожалуй, не следует делать поспешных выводов. Нельзя забывать, что даже в начале 1964 года в противоположность китайцам и корейцам вьетнамцы воздерживались от прямых нападок на Хрущева и его политику. Более того, в коммюнике, опубликованном в связи с пленумом Центрального Комитета Партии трудящихся Вьетнама, состоявшимся в декабре 1963 года, догматики и сектанты (так Советы называют китайцев); хотя и мимоходом, но по-прежнему объявлялись врагами; при этом подчеркивалось, что партия четко отличает «ревизионистскую клику Тито, лакея империализма», от «людей находящихся в рядах международного коммунистического движения и ошибочно разделяющих ревизионистские или правооппортунистические взгляды» (то есть Хрущева). Китайцы уже давно перестали делать такое различие. Показательно и то, что в статье об итогах декабрьского Пленума Центрального Комитета (1963 год), помещенной в журнале «Хок Тап» (февральский номер 1964 года), Ле Зуан писал стремлении Партии трудящихся Вьетнама «разоблачать современный ревизионизм» и «крепить солидарность мирового коммунистического движения и социалистического лагере особенно солидарность СССР с Китаем». В статье говорилось и о «правых элементах» среди партийных кадров. Сначала 1964 года «советское крыло» Партии трудящихся Вьетнама уже не подвергалось нападкам.

Было бы удивительно, если бы северовьетнамцы не старались по-прежнему держать открытыми двери для уравновешивающего влияния Советского Союза, ибо только могущество Советов способно предотвратить превращение Северного Вьетнама в сателлита коммунистического Китая.

В итоге мы видим, что три коммунистических (азиатских) государства, расположенные на территории, по традиции входящей в китайскую сферу влияния, весьма по-разному отнеслись к китайско-советскому конфликту.

Внешняя Монголия, прочно связанная с Москвой, извлекла выгоду из последствий китайско-советского раскола: ее экономическое развитие ускорилось; она смогла расширить свои международные контакты, обрела большую свободу Действий, избавившись от прямого советского контроля, поручила больше возможностей «торговаться» с Советским Союзом. При этом ей по-прежнему обеспечена защита Советов от китайской экспансии.

Северная Корея находится в положении, позволяющем ей натравливать своих великих коммунистических соседей друг на друга, не ставя под удар свою безопасность. Она стала, по крайней мере временно, на сторону Китая, чья воинственная стратегия как будто сулит Ким Ир Сену больше надежд на достижение его целей, чем политика мирного сосуществования, проводимая Кремлем. Правда, Северной Корее приходится платить определенную цену за приверженность Китаю: советская помощь сокращается, но эта помощь уже не является тем мощным оружием, каким она, возможно, являлась несколько лет назад; Пхеньян вправе надеяться, что его союз с Пекином, быть может, побудит Москву поддержать политику, направленную на изменение положения в разделенной стране.

Больше всего от китайско-советского раскола пострадал Северный Вьетнам. Он нуждается в советской экономической, политической и военной помощи. Однако политика Москвы, как видно, приходится Ханою все больше не по вкусу. Поэтому Ханой, скорее по необходимости, чем по свободному выбору, решил поддержать политические позиции Китая. Но представляется вполне вероятным, что Ханой сделает все от него зависящее, чтобы способствовать китайско-советскому примирению или по крайней море чтобы добиться выработки единой стратегии Москвы и Пекина в Юго-Восточной Азии. Вряд ли Северный Вьетнам не поймет, что длительная и исключительная ориентация на Пекин может привести к включению ДРВ в китайскую орбиту и в конечном счете к низведению ее до роли сателлита.

Даже если исходить из критериев послевоенной эры, Куба Фиделя Кастро представляется очень странным явлением. Революция, вознесшая фиделистов к власти 1 января 1959 года, оказала травматическое воздействие на западное полушарие, и последствия ее в большей или меньшей степени затронули весь мир. Близость Кубы к Соединенным Штатам совершенно непропорционально раздула значение этой революции. Все ценности либеральной западной демократии были отвергнуты у самого порога их величайшего поборника, Соединенных Штатов, и заменены чуждой идеологией Советского Союза, находящегося на расстоянии 6000 миль.

Но интерес к Кубе проистекает не только из этого факта. С исторической точки зрения марксизм-ленинизм был навязан коммунистическим государствам либо советской военной мощью, либо коммунистической революцией, с самого начала осуществлявшейся во имя этой цели. Однако режим Кастро это первое правительство, которое последовательно сначала вышло из западного альянса, затем отвергло нейтрализм и наконец добровольно попросило принять его в члены коммунистического блока. Ни один из остальных членов коммунистического блока не пришел к этому статусу таким образом. Кроме того, независимый путь Кубы к коммунизму был облегчен тем, что своими первоначальными успехами революция Кастро не была обязана ни кубинским коммунистам, ни советской помощи. Уже один этот фактор, пожалуй, содержал в себе гарантию того, что кубинский коммунизм будете развиваться в направлении, которое поставит его особняком от главного идеологического потока, истоки которого находятся в Москве. Вдобавок к этому полицентричеекое развитие мирового коммунистического движения после смерти Сталина позволило Кастро добиваться вступления в китайско-советский блок, не внося при этом существенных изменений в кубинскую революционную идеологию, дабы привести ее в соответствие с жесткими требованиями, некогда предъявлявшимися Москвой.