Иван Филиппов - Записки о «Третьем рейхе»

Ложи бельэтажа отводились для дипломатического корпуса, а верхние ярусы — для гостей, в том числе и для представителей иностранной прессы.

В зале с напряжением ждали появления Гитлера и его свиты из маленькой двери амфитеатра. По залу вдруг проносился визгливый крик: «Фюрер!». Все присутствующие в зале, как по команде, вскакивали, гремя откидными креслами, слышались удары каблуков военных, надрывалась музыка, от двери амфитеатра несся все нарастающий рев: «Хайль! Хайль!». Со всех сторон к Гитлеру протягивали правые руки — знак фашистского приветствия.

«Фюрер» появлялся в сопровождении Гесса и Геринга. Он проходил молча на сцену, приветствовал всех членов рейхстага поднятием руки, кое-кому пожимал руку и садился с краю в первом ряду. Геринг в это время грузно опускался в свое президентское кресло. Через несколько минут он спускался к трибуне и оттуда подобострастно приветствовал Гитлера от «имени германского народа» и предоставлял ему слово.

Гитлер говорил с «приливом» и «отливом». В момент наивысшего подъема, когда он «выходил из себя», зал прерывал речь мощным «Хайль!». Гитлер это время использовал для того, чтобы «перевести дух», отбросить назад со лба клок волос, поправить сползший на бок галстук, выпить глоток какого-то напитка. Это иногда повторялось несколько раз на протяжении речи. Конец речи Гитлера заглушался аплодисментами, криками «Хайль!» и пением «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес» с припевом «Хорст Вессель» [10] Хорст Вессель — командир штурмового отряда, убитый в пьяной драке в 1931 году. . Геринг затем объявлял о закрытии рейхстага.

Так обычно проводились заседания верховного органа «Третьей империи» — германского рейхстага.

1 сентября 1939 г. мне довелось впервые присутствовать на заседании рейхстага. Когда я поднялся в один из верхних ярусов оперы, мои иностранные коллеги были уже в сборе и оживленно обсуждали предстоящую речь Гитлера. Ее содержание было известно всем — объявление войны Польше и оправдание этого шага. Журналисты интересовались лишь деталями этой речи, а именно что Гитлер скажет об Англии и СССР. Некоторые журналисты предварительно пытались выяснить у меня вопрос о том, как будет реагировать Москва на немецкий поход в Польшу, хотя каждый из них заранее знал, что он не получит ответа.

Находясь уже четыре месяца в Берлине, я еще не видел Гитлера. Правда, смотрел киножурналы, в которых показывали его встречи с «дуче» и «каудильо». Чем-то шутовским отдавало от его юркой комической фигуры. Движения Гитлера были неестественно резки и порывисты, жесты часто не соответствовали содержанию его речи. Если он улыбался, лицо его становилось еще более неприятным. Когда рядом с худым Гитлером оказывался раздувшийся как пузырь Муссолини, то это выглядело настолько карикатурным, что, несмотря на сдержанность берлинцев, в зале кино можно было видеть улыбающиеся лица. Трудно было определить, над кем про себя смеялись эти люди: то ли над уродливой фигурой Муссолини, рисовавшегося под Наполеона, над его гигантской выдвинутой вперед челюстью и бычьей шеей или над судорожными движениями Гитлера и его «чаплинскими» усиками. Возможно, над тем и другим.

Свое первое посещение рейхстага я связывал с непременным желанием как можно ближе увидеть Гитлера.

Гитлер явился на заседание рейхстага с трагической миной на лице. Лицо его было озабоченным. Казалось, что Гитлера кто-то только что обидел и он спешит излить свою горечь и просит поддержки. Он шел семенящим шагом, не сгибая ног, по мягкому ковру. Не обращая ни на кого внимания, устремив свой застывший взгляд вперед, Гитлер то и дело механически выбрасывал правую руку попеременно вправо и влево, приветствуя присутствующих в зале. Над узким лбом его свисал клок редких волос. Позади него старалась не отстать медленно передвигавшая толстые ноги туша Германа Геринга. За Герингом шел мрачный, фигурой и движениями похожий на Гитлера Рудольф Гесс.

Взойдя на сцену, Гитлер приветствовал всех депутатов, пожал руку сидевшим в первом ряду Геббельсу, Риббентропу и еще некоторым министрам, места которых были расположены по соседству с его креслом. Одет был Гитлер в простой солдатский мундир. Он почти не вытаскивал левой руки из-за широкого солдатского пояса. Геринг тем временем тяжело поднялся вверх по ступенькам к председательскому креслу.

Когда стихли в зале крики «Хайль!», Геринг открыл внеочередное заседание германского рейхстага. На трибуну поднялся Гитлер, вызвав тем самым новый взрыв приветствий в зале.

Хотя Гитлер говорил, имея перед собой написанный текст речи, у подножия трибуны расположился целый ряд стенографисток, а рядом с трибуной сидело несколько специальных «референтов», в том числе и начальник германской печати Дитрих, перед которым лежал текст речи Гитлера. В его обязанности входило сличать текст с речью «фюрера». Это было обычным правилом для всех случаев выступления Гитлера в рейхстаге. Иностранные журналисты не скрывали своей улыбки в тот момент, когда Гитлер отвлекался от текста речи и тут же после окончания фразы нагибался к Дитриху и, очевидно, говорил ему о том, чтобы в тексте доклада были сделаны соответствующие коррективы.

Скрипучий, гортанный голос Гитлера производил на меня и, очевидно, на многих других слушателей неприятное впечатление. Но вряд ли можно было отказать Гитлеру в умении использовать трибуну, для того чтобы приковать к себе внимание толпы, разжечь страсти удачно подобранными в «кульминационный момент» речи фразами. В это время он сам становился похожим на одержимого. Гитлер наэлектризовывал зал необычностью своего поведения. Нередко во время своего выступления он, казалось, терял самообладание, утрачивал контроль над жестами и просто буйствовал на трибуне. Возможно, это осталось у него от выступлений в мюнхенских пивнушках перед охмелевшими соратниками, которых можно было привести в себя только дикими окриками. Однако он не терял связь с аудиторией, следил за ее реакцией и, когда считал нужным, переходил с крика даже на шепот.

Речь Гитлер обычно начинал спокойно, тихим, еле слышным голосом. Потом, по мере напряжения мысли, он начинал быстро жестикулировать правой рукой, протягивая ее вверх, по-разному загибая пальцы. Затем он начинал жестикулировать поочередно правой и левой рукой, а потом и одновременно двумя. Иногда он улыбался, приводя какое-нибудь высказывание английских деятелей или прессы. Но от этой его улыбки становилось неприятно, так как она не вязалась с его злым лицом. В местах критики «коварных англичан» он принимал еще более неистовый вид: глаза его светились ненавистью. Выкрикивая при этом надрывисто какую-либо длинную фразу, он задыхался от ярости, и в это время зал, затаив дыхание, в напряжении ожидал, когда же он кончит ее. Гитлер потрясал кулаками, рукава мундира сползали до локтей, обнаруживая плоские костлявые руки. Брызги слюны разлетались во все стороны, а он приподнимался на носках, и казалось, что он вот-вот перевалится через трибуну. Клок волос вздрагивал на лбу, вытаращенные свинцовые глаза и сводимое судорогами лицо создавали впечатление чего-то дикого, ненормального.