Иван Филиппов - Записки о «Третьем рейхе»

Временами Гитлер впадал в меланхолию, и тогда речь его звучала как раскаяние. Обычно это происходило в моменты, когда он говорил о «жертвах, приносимых немецким народом на алтарь родины», или в заключение речи, которое он всегда начинял мистической белибердой, и часто сходил с трибуны с молитвенными словами на бледных поджатых губах.

1 сентября Гитлер произнес в рейхстаге речь в обычном для него стиле, хотя на этот раз он был более сдержан, говорил без подъема, с заметной настороженностью. Но в одном Гитлер оставался верен себе и в эти ответственные минуты — в использовании наглой лжи. Его речь была заполнена клеветой на Польшу, циничными выдумками о его «мирных стараниях» решить польско-германские спорные вопросы, как это он сделал якобы в случаях с Австрией и Чехословакией. Он использовал для обвинения Польши в агрессии подготовленную Гиммлером и Гейдрихом провокацию с переодетыми в польскую форму эсэсовцами.

В своей речи Гитлер говорил:

«Вы знаете о бесконечных попытках, которые я предпринимал для мирной договоренности по проблемам Австрии и позднее — по проблемам Судетов, Богемии и Моравии. Это было все напрасно. Я и мое правительство полных два дня сидели и ждали, не согласится ли наконец польское правительство прислать полномочных представителей... Моя любовь к миру и моя беспредельная терпеливость не должны смешиваться со слабостью или трусостью... Я поэтому решил разговаривать с Польшей тем же языком, который Польша применяет в отношении нас уже несколько последних месяцев!.. Польша первой обстреляла нашу территорию, использовав для этого солдат регулярных частей».

Подлейший демагог и здесь щедро применял свое искусство позы [11] Утверждали, что перед каждым своим выступлением Гитлер, как горшечник Лженерон, репетировал предстоящую речь перед зеркалом. , стремясь предстать перед немецким народом в роли выразителя его интересов.

«Я не хочу сейчас ничего другого, — говорил он, смиренно опуская голову и приглушая голос, — как быть первым солдатом германского рейха! Поэтому я снова надел тот мундир, который является самым священным и дорогим. Я сниму его только после победы, или я не переживу иного конца!.. Я никогда не знал одного слова — капитуляция».

С дрожью в голосе Гитлер сообщил затем, что он сам отправляется на фронт как солдат, и при гробовой тишине зала назвал даже имена своих преемников на случай, если его убьют: Геринга и Гесса. Если же Геринга и Гесса убьют, заявил Гитлер, то пусть соберется рейхстаг и изберет самого достойного из своей среды руководителя Германии. Затем он обратился к богу за помощью в начавшейся войне и после этого тихо сошел с трибуны.

Геринг закрыл заседание рейхстага. Так было «оформлено» начало похода против Польши. После возвращения из рейхстага я записал в своем дневнике:

«Случилось страшное и непоправимое — началась война. Кучка безответственных лиц, именующая себя германским правительством, подготовила и санкционировала поход против Польши. Нет слов, чтобы охарактеризовать совершенное гитлеровцами злодейство. Без каких-либо оснований,, как наглые разбойники, напали на братский нам польский народ. Неужели и теперь англичане и французы не одумаются и не поймут грозящую и для них самих опасность? Или они все же думают отвести агрессию от себя, направив ее против СССР? Угроза для нашей страны действительно создается большая».

Делая в своей записи такие выводы, я принимал в расчет политическую обстановку, складывавшуюся к этому времени в странах Европы и в самой Германии. Реакционные лидеры социал-демократических партий европейских стран срывали единый рабочий фронт борьбы с фашизмом, проводили шовинистическую политику и распространяли антисоветскую пропаганду. Они вносили замешательство в рабочее и демократическое движение своих стран, отвлекали народные массы от главной опасности— угрозы германской агрессии.

В Германии ничто не говорило о том, что военным авантюрам Гитлера может быть оказано серьезное сопротивление. Отсутствие единства в рядах германского пролетариата в свое время явилось роковым для трудящихся Германии, так как оно создало условия для захвата власти гитлеровцами. И вот уже шесть лет они пользовались этой властью, для того чтобы еще больше разъединить трудящихся и лишить их возможности перейти к активным действиям. Потерявший в суровой борьбе сотни тысяч активных антифашистов, запуганный террором и постоянными репрессиями, народ Германии в массе своей безмолвствовал, никак открыто не реагируя на преступный шаг Гитлера и его клики. Только небольшое число храбрых и честных немецких патриотов, находившихся в это время глубоко в подполье и в силу гестаповского преследования почти не связанных с народом, поднимало свой голос протеста. Газета «Роте фане» — маленькая, на двух страничках, отпечатанная на гектографе (я ее нашел в эти дни в своей почте) — клеймила гитлеровских захватчиков и призывала германское население противиться начатой Гитлером разбойничьей войне. Но народные массы Германии оставались глухими к этим благородным призывам, последовав которым они могли бы спасти себя от позора, а все человечество — от неслыханных в истории бед и жертв.

Когда Гитлер возвращался с заседания рейхстага, где официально было объявлено о начале войны против Польши, по пути его обратного следования в канцелярию за кордонами полицейской охраны стояли сотни берлинцев; они, как обычно, приветствовали «фюрера», но не проявляли при этом заметного энтузиазма. Какая-то скованность и инертность разлились по толпе: ни возгласов восторга по поводу случившегося, но и ни звука протеста. Казалось, что в мире ничего не произошло нового. Даже к распространявшимся здесь же экстренным выпускам газет население не проявляло особого интереса; оно как бы хотело остаться в стороне от событий, выжидая, что же будет дальше.

Геббельсовская же пропаганда, используя это настроение «самоустранения», принялась за «настройку толпы» в необходимом ей духе. Газеты и журналы заполнялись статьями, в которых обосновывалось германское право на польские земли, в частности на Верхнюю Силезию, Познань, на земли, расположенные по реке Варта. Статьи утверждали, что поляки — это варвары, которые не могут распоряжаться собственным богатством, что они хищнически обращаются с землей, а поэтому германский крестьянин должен стать хозяином плодородных польских земель. Журналы «Остлянд», «Ди дойче фольксвиртшафт», газета «Ланд пост» и др. печатали объемистые материалы, в которых разъяснялось, что Германия может получить из Польши и насколько может повыситься материальный уровень каждого немца в связи с завоеванием Польши.