Иван Филиппов - Записки о «Третьем рейхе»

Через пресс-конференции гитлеровцы навязывали миру ту информацию, какую они хотели. Все то, о чем говорили на пресс-конференциях Риббентроп, Геббельс, Розенберг, Шмидт, уже через несколько минут гуляло по всему свету, передавалось всеми радиостанциями мира, перепечатывалось в многочисленных иностранных газетах.

Немцы подозрительно относились к тем корреспондентам, которые пренебрегали их информацией на пресс-конференциях, не передавали ее в свои агентства или редакции. Они превратили пресс-конференции в «привилегированное» место, доступное не для всех журналистов. Многие иностранные корреспонденты не имели права посещать их. Для тех журналистов, которые нарушали «нормы», установленные германской цензурой, наказанием служило запрещение посещать эти пресс-конференции на несколько дней, а в «более тяжелых случаях» объявляли решение о полном «отлучении» от пресс-конференций. Журналисту, подвергшемуся такого рода наказанию, ничего не оставалось делать, как самому покинуть Германию, поскольку вся его работа с этого дня становилась «подозрительной» для гитлеровцев.

Часто до начала пресс-конференции сотрудники отдела печати МИД тайно раздавали вопросы «иностранным» журналистам-немцам, представлявшим в Берлине некоторые швейцарские, датские, румынские, литовские и другие газеты. На эти вопросы Шмидт обычно легко и красноречиво отвечал. Вслед за этим он полушутя выкрикивал «айн, цвай, драй» и, если в это время не поступало вопросов, словом «шлюс» закрывал пресс-конференцию и спешно покидал зал. За ним выходили все его многочисленные референты, которые обычно стояли позади него, создавая впечатление, что здесь решаются внезапно встающие проблемы с участием специалистов по различным международным вопросам.

Но случалось, что американские или шведские корреспонденты ставили вопросы по личной инициативе. Это было явно неприятно Шмидту, так как выходило за пределы его «программы». Если некоторые журналисты проявляли назойливость, то их грубо призывали к порядку, как это нередко происходило с американцами.

Пресс-конференции гитлеровцы использовали также для «идеологической обработки» иностранных журналистов. Особенно в этом усердствовало ведомство Геббельса.

Здесь пресс-конференции проводились два раза в день, на которых нередко выступал сам Геббельс. Обычно же пресс-конференциями руководил Карл Бёмер [24] Карл Бёмер был правой рукой Геббельса. Его мы часто видели на вечерах в журналистских клубах, где он обычно был пьян и вел себя шумно. В таком состоянии Бёмер становился хвастливым, стремясь показать, что он многое знает, являясь близким и доверенным лицом Геббельса и Дитриха. Это привело к печальным для него последствиям. Незадолго до начала войны с СССР он внезапно исчез. Рассказывали о его аресте. Позднее подтвердилось, что он был действительно схвачен гестаповцами за то, что в пьяном виде сообщил некоторым журналистам о сроке предполагаемого начала войны против Советского Союза. Несколько месяцев он находился в концлагерях, а затем, когда началась германо-советская война, был послан на фронт. В 1942 году я как-то случайно прочитал в немецкой газете, полученной в Москве, что в одном из польских городов в госпитале скончался Карл Бёмер. .

На пресс-конференциях в министерстве пропаганды дело не ограничивалось «вопросами и ответами». Здесь, например, на вечерних пресс-конференциях представитель от военного министерства зачитывал военные сводки с польского фронта, демонстрировались немецкие и иностранные фильмы, немецкая военная кинохроника. Самым надоедливым было для всех инкоров то, что все эти пресс-конференции сопровождались докладами маленьких и больших «фюреров»: Геббельса, Розенберга, Лютце, Функа, Лея, гауляйтеров, штатсляйтеров, экономистов, историков, искусствоведов, чиновников. Все они в один голос и на один лад превозносили германскую экономику, расхваливали фашистское государственное устройство, приторно воздавая всякий раз хвалу Гитлеру. Каждый из них в конце доклада старался громко крикнуть «хайль», поднимая руку. Все немцы, сидевшие в зале, при этом вскакивали, орали ответное «хайль» и посматривали в зал, следя за тем, кто из иностранных корреспондентов поднимает с ними заодно руку и вторит их крику.

На пресс-конференциях в министерстве пропаганды раздавали листовки и брошюры о Германии, о «новом порядке», тезисы или стенограммы различных докладов, рекламы выставок, приглашения в кино, театры, всякого рода «документы» и «материалы», предшествовавшие обычно каким-либо запланированным гитлеровцами авантюрам, «Белые книги» и пр.

На одной из таких пресс-конференций в министерстве пропаганды я впервые увидел Геббельса. Стоя в узком проходе между стеной и рядами кресел, я заметил маленького ковыляющего человека, выходящего из глубины зала в окружении свиты. По портретному сходству я догадался, что это был Геббельс.

Иностранные журналисты терялись тогда в догадках, зачем прибыл и о чем будет говорить германский министр пропаганды. Геббельс на этой пресс-конференции выступил с протестом против утверждений, высказанных в американской прессе вернувшимся из Берлина американским журналистом Никербоккером, о том, что Геббельс и ряд нацистских лидеров переводят деньги в иностранные банки. Никербоккер называл размеры вкладов и угрожал, что если потребуется, то он укажет даже точные суммы и места их хранения. Помню, Геббельс выходил из себя, подбирал самые резкие фразы для осуждения «дерзости американского журналиста». Его приглушенный голос, казалось, был сдавлен кипящей злобой. Я запомнил тогда лишь его дико торчащие волосы, огромный рот и длинные, болтающиеся в воздухе, как крылья, руки. Он закончил свою речь призывом к иностранным журналистам «вычеркнуть имя Никербоккера из списка своих коллег».

Два министерства, расположенные против друг друга, как бы соревновались в работе с иностранными журналистами, не считаясь со средствами. Инкоры часто приглашались ими для поездок по Германии. Эти поездки чиновники министерств готовили с исключительной тщательностью, ни в чем не обременяя журналистов: предоставляли бесплатно автомобили или вместительные автобусы, обеспечивали пищей, ночлегом. Корреспонденты могли с места пребывания в различных районах страны разговаривать по телефону с Берлином или даже со своими родными городами.

Министерство пропаганды взяло на себя даже роль снабженца продовольственными и промтоварными карточками. Продовольственные трудности начали сильно затрагивать интересы журналистов. Карточная система, введенная в Германии с первых дней войны с Польшей, распространялась и на инкоров, привыкших жить несколько свободнее, чем местные жители. Работа корреспондента требовала встреч за «кружкой пива», «совместных обедов», но для этого требовались талоны на хлеб и мясо. Немецкие продовольственные органы выдавали их в очень ограниченном количестве. Ведомство Геббельса решило снабжать иностранных журналистов дополнительными пайками. Один раз в неделю после вечерней пресс-конференции в министерстве пропаганды у стола, где сидел Карл Бёмер со своим «штабом», журналисты выстраивались в очередь. Служащая министерства, отыскав в списке фамилию стоящего перед ней журналиста, предлагала расписаться в соответствующей графе и затем выдавала ему талоны на мясо, хлеб и другие продукты питания. Мы, хотя и переживали трудности с питанием, уклонялись от получения этой поддержки во избежание каких-либо неприятностей. Так, нам рассказывали, что вокруг выдачи этих карточек и раздачи ордеров («бецугшайнов») на одежду и обувь геббельсовские чиновники проводили различного рода махинации. Ордера нередко выдавали «интимным путем», извещая звонками на квартиру о возможности получения ордера, любезно при этом спрашивая, не нуждается ли господин такой-то в чем-либо особо и т. д. Все это делалось в знак особого расположения...