Иван Филиппов - Записки о «Третьем рейхе»

Тот отвечал:

— Нет, не обманешь, не пойду!

Гитлеровцы стремились «ущемить престиж» корреспондентов невоюющих стран. Так, при появлении в клубе Мацуока все корреспонденты были ему персонально представлены, и только «нейтралы» не были удостоены такой «чести».

На этом вечере подтвердилось то предположение, что гитлеровцы использовали встречу Мацуока с журналистами, чтобы заставить его высказать свое мнение о значении его пребывания в Берлине и особенно о его остановке в Москве. Поэтому с первых же минут прибытия в клуб Мацуока был передан в распоряжение иностранных журналистов, в то время как Риббентроп и Шмидт, внешне проявляя свое безразличие к этой встрече, удалились в другую комнату.

Мацуока сидел в низком кресле. Маленький, с острыми, подвижными глазами, он казался смущенным и усталым. Но эта его усталость была быстро развеяна окружившими его журналистами. Все вопросы и ответы велись на английском языке, что не очень нравилось немцам. Рядом с Мацуока сидел Дитрих. Он «уточнял» вопросы журналистов. Японский министр был лаконичен в своих ответах, поэтому часто после его отрывистых фраз создавалась неловкая пауза. В это время Дитрих выкрикивал имя какого-либо знакомого ему журналиста, и атака продолжалась.

По поводу впечатлений о пребывании в Германии Мацуока ответил: «Я прибыл в Германию с оптимистическими настроениями. После бесед с Гитлером, который рассказал мне о своих планах, я стал еще более оптимистичным. Я верю в победу Германии».

И больше ничего. Ни слова о «тройственном пакте». Ни звука о японской поддержке военных усилий Германии, на что так рассчитывали гитлеровцы. Многим это было понятно. У Японии в это время хватало своих хлопот: она пыталась осуществить свои экспансионистские планы в Юго-Восточной Азии, затрагивая интересы США и Англии.

Приходилось маневрировать, не брать на себя никаких конкретных обязательств по «пакту трех» и не осложнять еще более обстановку на Дальнем Востоке. Поэтому Мацуока довольно-таки оживленно говорил о советско-японских отношениях. Он даже высказал убеждение в том, что Японии удастся улучшить отношения с Москвой [36] Советский Союз, стремясь к укреплению своей безопасности на Дальнем Востоке, 13 апреля 1941 г. подписал пакт о нейтралитете с Японией. Для Советского Союза это было выгодно, так как расстраивало планы Гитлера о нанесении двусторонних одновременных ударов по СССР. .

Эти высказывания Мацуока вызывали явное разочарование у гитлеровцев, стремившихся к укреплению военного блока держав «оси» и к изоляции Советского Союза. Хотя после отъезда японского министра германская пропаганда и продолжала трубить о единстве германо-японских целей и планов, для многих было ясно, что гитлеровцам не удалось активизировать военные мероприятия Японии на Тихом океане и на Дальнем Востоке.

Наибольшую заботу германским правителям доставляла Англия, находившаяся в состоянии войны с Германией. Многие факты говорили о том, что Гитлер не искал войны с Англией, а всякий раз старался показать ей свое намерение договориться о единстве действий в определении будущего Европы, о совместной борьбе против СССР. Следует отметить, что Черчилль, являясь противником СССР, оставался непреклонным в своей решительности воспротивиться германской мировой экспансии, а главное — не позволить Германии захватить английские колонии.

Линия Гитлера на полюбовную сделку с Англией сказалась и на ходе операций вермахта в Дюнкерке. Все иностранцы, находящиеся в то время в Берлине, были уверены в том, что английская армия будет уничтожена. Что касается чиновников министерства иностранных дел и министерства пропаганды, то они уже предупреждали нас об ожидающемся «экстренном сообщении» по поводу гибельного конца английской армии.

Но случилось невероятное. Немецкие танковые дивизии вдруг прекратили наступление. На глазах у немецких танкистов англичане отходили к побережью и погружались на суда, бросая технику. Гитлеровская авиация хотя в известной мере и препятствовала этой драматической экспедиции, но факт оставался фактом — английской армии была предоставлена возможность, хотя и с большими потерями, эвакуироваться [37] События эти вошли в историю под названием «дюнкерской катастрофы». Суть ее состояла в следующем. Несмотря на угрозу германского нападения на Францию, английское командование лишь к началу мая 1940 года сосредоточило на франко-бельгийской границе экспедиционную армию (около 12 дивизий). Как только гитлеровцы начали 10 мая агрессию против Бельгии, английские войска двинулись на север Бельгии. Но, придя в соприкосновение с немецкой армией, они без боя повернули обратно, не пытаясь даже удержаться на выгодных позициях, оставляя без прикрытия французских союзников и бельгийскую армию, которая вскоре капитулировала. По приказу из Лондона английская армия 27 мая начала эвакуироваться из района Дюнкерка. Это было по существу беспорядочное бегство английских дивизий, длившееся целую неделю, под угрозой окружения и полного их уничтожения наступавшими гитлеровскими войсками. .

В политических кругах сразу же начались разговоры о «жесте» рейхканцелярии, явно намекая на вмешательство Гитлера в дюнкеркские события.

После трагической эпопеи в Дюнкерке гитлеровская пропаганда начала было раздувать антианглийскую кампанию, угрожая вторжением на острова. Немцы надеялись сломить волю англичан к сопротивлению, толкнуть правительство Англии в свои объятия. Несмотря на понесенное поражение, Англия давала понять, что она собирает силы для серьезной борьбы в случае немецкой вылазки. Черчилль неоднократно напоминал Гитлеру о том, что Германию ждет тяжелая расплата, если она решится на интервенцию. В Берлине понимали, что такая стойкость Англии покоилась в значительной мере на уверенности, что в решающие минуты США встанут на защиту Великобритании.

Этого как раз и опасался Гитлер. Война на два фронта — против СССР и англо-американской коалиции — не соответствовала стратегическим расчетам германского генерального штаба. Поэтому снова усиливается заигрывание с Англией. Власти инспирируют в иностранных кругах слухи о том, что Гитлер никогда не решится на уничтожение могущества Англии из-за боязни того, что с разгромом Англии будет нарушено «мировое равновесие». Этим они объясняли его постоянную «апелляцию к разуму» англичан. Так, выступая в рейхстаге 19 июля 1940 г., Гитлер заявил:

«В эти минуты я чувствую себя обязанным перед своей совестью еще раз апеллировать к разуму Англии. Я верю, что имею право это делать, потому что я не как побежденный о чем-то прошу, а говорю как победитель только ради разума...».