Николай Троицкий - 1812. Великий год России [Новый взгляд на Отечественную войну 1812 года]

Кумиры советской историографии К. Маркс и Ф. Энгельс, считавшиеся в СССР непогрешимыми, тоже высоко ценили «блестящий гений» Наполеона, относили его к «великим историческим явлениям», называя «великим Наполеоном» и «Наполеоном Великим» [140] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7. С. 44, 82; Т. 9. С. 4; Т. 10. С. 239, 252, 600; T. 11. С. 624, 630; Т. 29. С. 229. . Не закрывая глаза на деспотизм Наполеона, основоположники марксизма подчеркивали, что он действовал «наполовину не так деспотически, как имели обычай поступать те князья и дворяне, которых он пустил по миру», да и «легче переносить деспотизм гения, чем деспотизм идиота» [141] Там же. Т. 2. С. 563; Т. 6. С. 163. .

Непревзойденный полководец, «первый солдат веков и мира», по словам Дениса Давыдова (13. С. 308), Наполеон был велик и как государственный деятель, законодатель, администратор, дипломат. Но этот гигант, который чрезвычайно расширил обычные представления о человеческих возможностях, был уникально противоречив, соединяя в себе гения и тирана, героя и грабителя. Такое сочетание придавало ему многоликость, не умаляя его масштабности. Антинаполеоновский памфлет 1814 г., изданный в Москве, гласит: «Многие мнили видеть в нем Бога, немногие — сатану, но все почитали его великим» [142] Сен-Клудский журнал Наполеоновых знаменитых дел… М., 1814. 4. 1. С. 4. .

Итак, с приходом к власти Наполеона характер войн в Европе со стороны Франции меняется: из оборонительных, национально-освободительных они превращаются в завоевательные. В.И. Ленин как-то заметил (вполне справедливо), что при Наполеоне «из национальных французских войн получились империалистские, породившие в свою очередь национально-освободительные войны против империализма Наполеона» [143] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 5–6. . Приняв это замечание к методологическому руководству, советские историки изображали все войны против Наполеона справедливыми, а феодальные коалиции 1805–1807 гг. аттестовали как «оборонительные союзы европейских государств», которые, мол, противостояли «экспансии Франции» и стремились чуть ли не к созданию в Европе системы коллективной безопасности, «такой системы государств, которая помешала бы новым завоеваниям Наполеона» [144] Итоги и задачи изучения внешней политики России. М., 1981. С. 197. О том же: Бескровный Л.Г. Русское военное искусство XIX в. М., 1974. С. 23; Окунь С.Б. История СССР. Лекции. Л., 1974. 4. 1. С. 164; Жилин П.Л. О войне и военной истории. М., 1984. С. 457, 503, 504; Орлик О.В. «Гроза двенадцатого года…». М., 1987. С. 16; 34, С. 9–10. . Такие оценки, бывшие в ходу еще у русских придворных историков [145] Кайданов И.К. Краткое изложение дипломатии российского двора. СПб., 1833. Ч. 2. С. 150; Шильдер Н.К. Император Александр I: Его жизнь и царствование. СПб., 1905. Т. 2. С. 120–121; Три века. Сб. к 300-летию Дома Романовых. М., 1913. Т. 5. С. 184. и повторяемые доселе (12. С. 190–191) [146] История России. С нач. XVIII до кон. XIX в. С. 307; Шишов А.В. Указ. соч. С. 152–153; Орлов Л.Л. Союз Петербурга и Лондона. М., 2005. С. 12. , односторонни, а потому не обоснованны.

Разумеется, войны 1805–1807 гг. со стороны наполеоновской Франции носили захватнический, несправедливый характер: Наполеон стремился к европейской гегемонии, намереваясь поставить национальные государства Европы в политическую зависимость от Франции. Эта сторона вопроса о характере войн 1805–1807 гг. ясна и неоспорима, хотя избитый тезис наших историков о стремлении Наполеона к мировому господству утрирован (о господстве над Соединенными Штатами Америки или над Японией и Китаем Наполеон не помышлял) — речь могла идти в 1805–1807 гг. о господстве именно в Европе.

Но ведь всякая война — процесс двусторонний, и если с научных позиций подойти к оценке войн 1805–1807 гг. со стороны антинаполеоновских коалиций, то легко понять, что все эти коалиции вели с Наполеоном отнюдь не освободительную, а вполне «империалистскую» войну в тех же экспансионистских целях, что и Наполеон, плюс их стремление вытравить исходящую из Франции (разными путями, даже на штыках войск Наполеона!) революционную, якобинскую «заразу».

Правда, официальные документы коалиций полны фраз о намерении правительств участвовавших в них стран освободить Францию «от цепей» Наполеона, а другие страны — «от ига» Франции, обеспечить «мир», «безопасность», «свободу» европейских народов и всего «страдающего человечества» (5. Т. 2. С. 146–149, 368, 407, 430; Т. 3. С. 562, 578). Но разве можно принимать всерьез такие фразы в таком источнике? Вся эта гуманная фразеология коалиционных правительств — не более чем фиговый листок. Настоящую реальность ее легко выявить частью по тем же, а частью по другим, тоже вполне доступным сегодня, документам 3-й и 4-й коалиций. В них противники Франции, связанные империалистскими и антиякобинскими интересами, формулировали задачи, которые можно объединить в два стержневых направления: 1) территориальное расширение, захват и грабеж новых земель — как минимум и господство в Европе — как максимум; 2) сохранение уцелевших на континенте феодальных режимов и восстановление свергнутых.

В русско-английской, русско-австрийской и русско-прусских (Потсдамской и Бартенштейнской) декларациях 1804–1807 гг. уже был набросан эскиз той программы раздела Европы, которую в 1815 г. узаконит Венский конгресс (5. Т. 2. С. 182, 370, 372, 374, 617, 621; Т. 3. С. 562–563). Царская Россия в таких декларациях о многих своих притязаниях умалчивала, чтобы не рассориться с партнерами по коалициям, но если не на авансцене дипломатии, то за ее кулисами она настойчиво преследовала свои традиционные цели, которые обозначились еще при Екатерине II: присоединение Польши, захват Константинополя, раздел Германии, завоевание Финляндии.

Не афишируя в 1805–1807 гг. идею присоединения Польши, царизм продолжал вынашивать ее, готовясь реализовать в удобный момент (об этом свидетельствует переписка Александра I с А. Чарторыйским) [147] Мемуары князя Адама Чарторыжского и его переписка с Императором Александром I. Т. 2. М., 1913. С. 97–98, 138–139, 147–148, 167, 169–170. . С 1809 г. он вновь начал готовить конкретный проект «восстановления Польши», т. е. именно ее присоединения к России (3. Т. 6. С. 57) [148] Беседы и частная переписка между Императором Александром I и кн. А. Чарторыжским. М., 1912. С. 107, 119–123. , а в феврале 1811 г. решил, что настал момент действовать, и уже готов был приступить к реализации этого проекта, когда нашествие Наполеона отвлекло Россию от польских дел (9. Т. 6. С 58, 353–354) [149] Там же. С. 149, 152. .

Точно так же до осени 1806 г. петербургский двор считал допустимым «отложить применение решительных мер» к Турции (Александр I — H. Н. Новосильцеву 23 сентября 1804 г.: 9, Т 2. С. 154. Курсив мой. — H. Т.) [150] Здесь и далее все даты приводятся по новому стилю. , пока она оставалась послушной России, но на будущее Александр I уже в 1804 г. предлагал английскому правительству «договориться… каким образом лучше устроить судьбу… различных частей» Турции (Там же. С. 149), т. е. разделить ее. И как только обнаружилось (с осени 1806 г.), что Турция склоняется на сторону Франции, царизм вновь поставил Константинополь в порядок дня (Там же. Т 6. С. 288, 731) [151] Мемуары князя Адама Чарторыжского… Т. 2. С. 61. .