Федор Кони - История Фридриха Великого

Так кончилась эта кровопролитная распря, которая опутала своими цепями всю Европу и закинула пламя войны даже в Америку. Кроме разорения, потери людей и долгов она ничего не принесла враждующим державам. Пруссия, опустошенная и расстроенная, однако, с восторгом ожидала прибытия своего короля в Берлин. Она чувствовала, что отныне все ее величие, безопасность и будущее счастье заключалось в нем. 30-го марта, объехав Силезию, он прибыл в Берлин. Он хотел избежать торжественного приема и въехал в город вечером. Но народ с утра ждал его перед городскими воротами; громкие крики "да здравствует великий король!" встретили победителя. В один миг коляска его была окружена народом, и тысячи факелов запылали по улицам.

Народ ликовал: на площадях раздавались песни и заздравные тосты, все окна блистали радостными огнями. Но Фридрих был печален и с поникшей головой переступил порог своего королевского дома. После семилетнего отсутствия он возвращался в столицу, где взор его на каждом шагу встречал живые свидетельства бедствий, перенесенных подданными, и где он должен был прочесть {415} почти на каждом лице печальный след потерь, ничем не вознаградимых. За несколько дней до приезда он писал к д'Аржансу:

"Стариком, у которого каждый день отнимает по году жизни, инвалидом, израненным подагрой, возвращаюсь я в город, в котором мне знакомы только одни стены. Там нет более близких моему сердцу. Не старые друзья встретят меня у порога, а новые раны моего народа и бесчисленные заботы о их исцелении. С душой утомленной, с сердцем разбитым возвращаюсь я в этот город, где скоро сложу мои кости в приюте, которого покой не возмутят ни война, ни бедствия, ни злоба людей!"

На другой день по прибытии в Берлин он отправился в Шарлоттенбургскую придворную церковь, где назначено было молебствие и панихида по падшим в брани. Вся придворная капелла и множество народа ожидали его появления. {416}

Он тихо вошел в церковь и сел в уголку. Служба кончилась, раздался победный гимн Грауна; все взоры обратились на короля: победитель стоял на коленях, опустив голову на руки, и -- плакал.

Но народ прусский имел достаточную причину радоваться. Семилетняя война возвела Пруссию в степень самостоятельного государства, пробудила в ней сознание самобытной национальности и уверенность в своих силах. Правда, она оставила опустошительный след в государстве, но это была беда домашняя, поправимая. Зато королевство Фридриха было свободно от внешних долгов и получило все средства развивать свои нравственные и физические силы из собственных источников, тогда как другие государства совершенно истощились и на долгое время результаты своей внутренней деятельности должны были употреблять на погашение иностранных займов. Кроме того, слава прусского оружия и громкое имя Фридриха, как полководца, поставили Пруссию на уровень с сильнейшими державами и сделали ее одним из важных рычагов европейской политики. Этой войне пруссаки обязаны образованием превосходных военачальников: принцев Брауншвейгских, Генриха, Клейста, Меллендорфа, Вернера и, в особенности героя Семилетней войны -- Сейдлица, имена которых надолго обеспечивали спокойствие и безопасность государства, отныне играющего важную роль в Европе.

{417}

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Внутренние учреждения Фридриха

Фридриху надлежало много трудиться, чтобы водворить порядок и благосостояние в королевстве, расстроенном войной. Семилетняя упорная борьба стоила ему 200.000 солдат и вообще уменьшила народонаселение государства почти на полмиллиона. Несколько городов и селений были совершенно разрушены; многие страны походили на степь; большая часть путей сообщения были уничтожены. Только миллионами и столетиями можно было исцелить тяжкие раны государства. Но Фридрих, как мудрый врач, против сильных язв сумел найти сильные средства, и через десять лет Пруссия зацвела еще лучше, чем до начала войны.

Семилетней войной Фридрих поставил свое государство на такую степень значения, на которой оно могло удержаться одной силой оружия. Он понимал, что и в мирное время оно могло предаться покою только во всеоружии, как боец, всегда готовый к обороне. Он вынудил мир у неприятеля истомленного, но враг мог отдохнуть. Надлежало быть уверенным в своих силах и для новой встречи. Поэтому Фридрих, прежде всего, занялся войском. Тотчас по заключении мира он распустил из армии 40.000 прусских кре-{418}стьян, которые возвратились к плугу. Несмотря на то, войско его пополнилось иностранцами, которые стекались со всех сторон, отыскивая чести служить под его победоносными знаменами. Строгая дисциплина связывала это разноплеменное войско крепкими узами. Ежедневные военные упражнения заставляли солдат думать только о своем деле а забывать обо всем постороннем. Королевское внимание и щедрые награды отличавшимся породили в них благородное состязание. Скоро новая армия стояла на той же степени совершенства, как и войско 1756 года.

Постигая сердце человеческое, Фридрих избрал честь рычагом для своей армии. Это чувство старался он раздувать в своих воинах всеми возможными средствами, зная, что оно ближе всего граничит с воодушевлением и способно на всякое пожертвование. Военное звание получило новые привилегии в гражданском быту Пруссии. Одни дворяне производились в офицерские чины; преимущество рождения должно было вознаграждаться и всеми почестями военной службы. При этом король имел в виду и другую полезную цель. Слава прусского оружия была слишком заманчива; многие из гражданского быта поступали в полки, в надежде на возвышение. Оттого в королевстве умножался класс дворян, почитавших унижением каждое другое занятие, кроме государственной службы, а прочие полезные сословия уменьшались. По новому постановлению переход сделался невозможным, и башмачник оставался при своей колодке, как говорит немецкая пословица. Каждый член общества {419} не выходил из круга, в котором рожден, и следовал своему призванию, не увлекаясь мечтами честолюбия, всегда пагубным для людей среднего сословия.