Федор Кони - История Фридриха Великого

В то самое время, когда с одной стороны народ платил пошлины за предметы роскоши, с другой на него сыпались благодеяния короля: торговцы, фабриканты, ремесленники, сельские хозяева получали щедрые вспоможения. Фридрих являлся среди своего народа доверчиво, с участием расспрашивал каждого о делах и кротким обращением и милостью обезоруживал всякую вспышку народного неудовольствия. Множество анекдотов ярко характери-{427}зуют состояние умов в это время. Когда были открыты действия кофейного откупа, Фридрих проезжал раз по городу верхом. На одной из улиц он увидел толпу народа, которая теснилась около фонарного столба.

-- Узнай, что там такое, -- сказал он своему пажу.

Паж донес, что к столбу прибита карикатура. Фридрих подъехал ближе, так, что мог рассмотреть картину. Она представляла его самого, верхом на кофейной мельнице. Одной рукой он с большим усилием молол кофе, а другой жадно подбирал выпавшие зерна.

-- Дети! -- сказал он окружающим. -- Прибейте картину повыше, чтобы всем было видно, а то вы из-за меня еще раздавите друг друга!

Эти слова возбудили всеобщий восторг. Карикатура была изорвана в мелкие куски, и народ с радостными криками провожал короля по улицам.

Другие случаи показывали еще яснее его внимательность и участие к положению самых ничтожных и беднейших из подданных. Так, ходила в народе повесть о тюрингенском кандидате богословия, который, приехав в Берлин, был остановлен и жестоко притеснен таможенными чиновниками.

Он привез с собою мешочек с прежней, дурной монетой. Вместо того, чтобы обменять ее, у него совсем отняли деньги и, таким образом, оставили в чужом городе без полушки денег, на произвол голодной смерти. В крайнем отчаянии, не евши двое суток, он, наконец, решился идти пешком в Потсдам и подать королю просьбу. Долго бродил он около дворца и, наконец, пробрался в сад, где {428} Фридрих его увидел. Приняв от него просьбу, король вступил с ним в разговор и в заключение сказал:

-- Будь покоен, мой друг! Мы как-нибудь поправим беду. Таможенные чиновники не правы, за то они возвратят тебе деньги с процентами. Ты приезжий; стало быть не мог знать, что такая монета здесь не в ходу.

С этим словом король его оставил и возвратился во дворец. Бедный кандидат долго стоял перед великолепным зданием, не зная, что начать.

Так прошло около часа. Вдруг явился камер-гусар и позвал его во дворец. В одном из залов был накрыт стол.

-- Его величество просит вас здесь откушать! -- сказал один из придворных и приказал подать кандидату стул.

Он сел с большим смущением, но голод скоро взял свое, и он преисправно начал знакомиться с каждым блюдом. После обеда ему подали письмо от имени короля к директору таможни и пять червонцев. У подъезда стояла коляска, в которую его попросили сесть. Через два часа он был уже в Берлине и в пакгаузе. Ему не только выдали все деньги ходячей монетой, но заплатили еще 24 талера, которые он был должен трактирщику за квартиру и за необходимейшие потребности жизни. Это были обещанные королем проценты.

Эта черта королевского внимания и правосудия быстро разнеслась по всей Пруссии. Везде говорили о Фридрихе с восторгом. А старые солдаты и инвалиды Семилетней войны своими рассказами еще более разжигали к нему любовь народную. {429}

В кругу семейств, в хижинах, и гербергах, везде, где только являлись эти герои, около них собирался кружок усердных слушателей. Добрая кружка пива развязывала им язык, и тогда не было конца повествованиям о великих подвигах старого Фрица, о его неустрашимости, любви к солдатам, о том, как он страдал вместе с ними, переносил и холод, и голод, как побеждал врагов и награждал заслуги храбрых.

Старики удивлялись своему великому монарху, матери семейств молились за него, а дети с ранних лет приучались любить его. Таким образом, народность Фридриха росла с каждым днем. С нею вместе усиливались любовь и доверие подданных, и он смело мог предпринимать каждое нововведение, не опасаясь вредных последствий и неудач.

{430}

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Отношения с Австрией и Россией

Арена политическая занимала Фридриха не менее забот внутренних. При всей силе своей он чувствовал неудобство положения Пруссии: государство его не имело естественных границ, кроме Балтийского моря к северу. Но и тут для защиты прусских берегов не доставало флота. Между тем после Семилетней воины Пруссия образовала, так сказать, звено, связующее государства запада с северо-востоком. Фридрих поневоле становился посредником в политике обеих половин Европы. Положение почетное, но опасное. В случае вражды, он находился под перекрестным огнем той и другой части. Хотя Губертсбургский мир и обеспечил его владения и даровал ему второй голос в делах Германии, но Фридрих мог предвидеть, что при постоянном стремлении Австрии к расширению границ и к первенству, этот мир не будет продолжителен. Оборонительный трактат Австрии с Францией, оставшийся и после Семилетней войны во всей силе, убеждал его в том еще более. Фридрих стал также думать о союзе с которой-нибудь из сильных держав. Францию он мог бы склонить на свою сторону, но она была слишком слаба и расстроена и не могла представить ему надежную опору. С Англией, изменившей ему так предательски, он не хотел более иметь дела. Турция находилась с {431} ним в дружеских отношениях. Султан Мустафа III по заключении Губертсбургского мира прислал к нему посольство с богатыми подарками, поздравляя его с победой и прося о продолжении дружбы. С осени 1763 года уполномоченный посол Оттоманской Порты, Ахмед-эффенди, прожил в Берлине до мая месяца следующего года. Уверяют, что султан просил Фридриха прислать к нему одного из трех великих астрологов, которые помогли ему побороть врагов. На это король отвечал, что повелитель правоверных найдет их у себя, ибо эти три астролога суть его знание политических дел, его войско и казна. На что мог Фридрих надеяться от дружбы с турками? Теснимая могуществом России, сама Турция находилась в критическом положении. Влияние Франции на дела дивана делало союз с ней еще сомнительнее. Притом, войти в политические связи с султаном значило нажить себе еще опаснейшего врага, Россию, виды которой преимущественно были обращены на восток. Итак, оставалась только одна держава, которая могла достойно поддержать значение Пруссии и обеспечить ее границы с севера и с востока: это была Россия. Фридрих приложил все старания, чтобы с ней сблизиться. Посланник его, граф Сольмс, прибыл в Петербург и от имени короля попросил прочной дружбы и союза. Но успех был сомнителен. Бестужев-Рюмин, возвращенный Петром III из ссылки, снова начал свои интриги против Пруссии. Действуя через любимца Екатерины, графа Григория Григорьевича Орлова, он всеми мерами старался отклонить императрицу от союза с Фридрихом. Венский кабинет, узнав о намерении прусского короля, немедленно отправил своего министра в Петербург с таким же предложением. Посол Марии-Терезии начал вредить Сольмсу тайными происками и в то же время разными доводами старался убедить Екатерину, что союз с Австрией может принести России неимоверные выгоды, тем более, что Австрия, по физическому своему положению, разделяет неприязнь России к Оттоманской Порте и в случае войны может оказать императрице значительную помощь. Австрийский двор не щадил ничего, чтобы достигнуть цели и не допустить Пруссию до опасного для себя союза. Но с великой Екатериной было не так легко поладить, как с Елизаветой Петровной. Она не отказывалась от дружбы обеих состязающихся держав, но не хотела заключать союза, пока время и обстоятельства не укажут ей, которой стороны должно держаться. Итак, несмотря на все интриги Бестужева и австрийской партии, несмотря на сильные убе-{432}ждения графа Никиты Ивановича Панина, который ходатайствовал за Фридриха и был особенно любим императрицей за глубокие политические познания и прозорливый ум, оба посланника действовали безуспешно. Но скоро сами события решили дело в пользу Пруссии.